— Я не колдун, я вой, — сухо ответила она. — Но, соберись ты обозом, еще больше возьму.
— Это за что же? — Мужчина подался вперед, устремив на нее взгляд помутневших глаз.
— За жизнь, — просто ответила обережница и так посмотрела на неудавшегося жениха, что тот осел обратно на лавку.
Но от этой его выходки на душе у девушки стало пасмурно. Вспомнила о том, как накануне сама, своими руками обескровила Цитадель. Затворила брату жилу, пожалела. Даже не столько его, сколько отца с матерью. Пусть им в старости подмога будет. Девки-то известно — из дома как птицы вылетят, а парень — никогда. Будет родителям опора в дряхлости. Жену приведет, детей народят. Не прервется род Остриков.
— Да ты хоть силу нам свою явить можешь? — Мирута никак не желал уняться. — За кою деньги дерете? А?
Кто его за язык дернул, сын кузнеца сказать не мог. Просто со вчерашнего дня как прознал, что неудавшаяся невеста вернулась в деревню, не находил себе места. Маятно сделалось. Вроде как и не виноват перед ней ни в чем, а от чего-то совестно.
Вечером, пока не стемнело, хотел идти на двор к Юрдону, повиниться, да жена не пустила. Завыла глупая баба, упала в ноги. Всех переполошила, дура. Так и не сходил. Сегодня же, едва увидел Лесанку, обмер. Хвала Хранителям, что не сговорил в свое время. Как с такой жить-то? Срамота одна.
С пьяных глаз забыл он, что не берут креффы сговоренных в Цитадель.
А теперь вот грызла сердце глухая злоба, что забылась Лесана свет Юрдоновна. Зазналась. Ранее-то на деревне ее род чуть не самый захудалый был, ныне ж так себя поставила, будто все ей в пояс кланяться должны. Поперед старосты почтение оказывать. Да и сама на бывшего жениха не посмотрела даже, словно и не миловались прежде. Нешто забыла все? Так ничего, он ей напомнит… Девка — она девка и есть, хоть с косой, хоть без. В портки или рубаху одетая — все одно: бабой родилась, бабой помрет.
— Ну, так… — постучал он чаркой по столу, — явишь силу? Аль нет?
— Я тебе не скоморох ярморочный, — отрубила Лесана.
— Ты иди, сынок, охолонись. Давай вон Ольху позову, пусть тебя проводит, — засуетилась мать, до смерти перепугавшаяся, как бы обережница не разозлилась и не наложила на пьяного дурня виру.
— Нет, пусть докажет, что она вой знатный, — пьяно набычился Мирута. — За что деньги-то ей платить?
Во хмелю он вовсе позабыл о том, что Лесана с него денег не требовала, что обозы он не собирает и защищать его она не просится.
— Не позорься, иди проспись! — с места поднялся Нерун. — Я грамоту видел.
