В его воспоминании, вернее в забытьи, когда он вновь себя ощутил тем, давнишним, возникло еще одно, ни разу не виденное: Митина голова, именно голова, с бледно-лиловым лицом, в странном серебряном свечении («…вроде в седине», — подумалось ему), с темными глазницами, где не угадывались его синие глаза, хотя эти круглые тени (он чувствовал!) смотрели жутко-пристально, хотя рот оставался неподвижно сжатой чертой, с п р о с и л а настойчиво и обиженно: «Почему ты не приходишь?» Он растерялся: «Да вот так уж…» — «Приходи, — строго приказал Митя, — я тебя жду». Взоров именно после этих слов вздрогнул, и открыл глаза, и сразу же ощутил неподвижную тяжесть в груди, и подумал, что умирает, неотвязно завопрошав: «Неужели?.. не-у-же…»
II
Взоров размышлял: Митя привиделся потому, что в последние дни он постоянно о нем думал, д у м а я о в о й н е. А их с Митей война заключалась лишь в одном эпизоде: тот погиб, а он был искалечен, с тех пор хромает… Он вставил в свою речь абзац — обо всем этом: сам полночи над ним промучался. Абзац безжалостно вычеркнули…
Вообще отношение к этой поездке было неблагожелательным. Зачем, мол, лететь всего на два дня? Это, мол, чисто внутрипрофсоюзное дело — антивоенный митинг. Зачем ему, советскому представителю, на нем выступать? Правящие круги могут расценить как вмешательство во внутренние дела, а подобное в нынешней международной обстановке совершенно недопустимо.
Он доказывал, что именно потому, что серьезно обострилась конфронтация, надо непосредственно самим доводить до сведения простых англичан нашу непреклонную волю к миру. Между прочим, именно в этом великое начинание Джона Дарлингтона, которому верит трудовая Англия, — переломить сознание масс, чтобы каждый, абсолютно каждый, по крайней мере, каждый член профсоюзов считал борьбу за мир своим долгом. А это значит — миллионы организованных англичан! В конечном итоге такое начинание приведет к новому политическому мышлению, прежде всего в лейбористской партии, если захотят профсоюзы…
Ему возражали: ну уж, от одного-то митинга? Он доказывал: во всем есть начало. Но не убеждал. Его упрямо не понимали: зачем все-таки ему-то лететь? Пусть, мол, проведут свой митинг, призовут созвать, допустим, европейскую конференцию, привлекут как можно больше участников, и там во всем объеме, например, он изложит многочисленные и последовательные инициативы Советского государства. Он отвечал: все правильно, но ведь конференции уже годами проводятся, а профсоюзные массы пассивны. Необходимо взорвать эту пассивность и переломить сознание — «именно каждого…».
