Большой развитый мозг дельфина также орган выживания вида, но ориентирован он, судя по имеющимся экспериментальным данным, принципиально иначе: на постоянное ежеминутное разрешение противоречия между морским (водным) образом жизни дельфина и сухопутным (земным) типом его дыхания. Поэтому полушария мозга дельфина “работают”, как представляется на современном уровне знаний, не в параллельном, как у человека, а в последовательном режиме, поочередно обеспечивая организм кислородом воздуха.
Итак, никаких научных оснований для антропоморфизации дельфина, а тем более для возвышения его над человеком обнаружить не удается. Дельфин — умное, благородное, приходящее на помощь человеку… животное. Он достоин того чувства восхищения, уважения и любви, которое испытывает к нему Жак Майоль и к чему он так страстно призывает читателей своей книги. Все это понятно и вполне доказательно объяснимо с материалистических позиций и не нуждается в мистификациях. Поэтому те моменты идеализма и реанимации тотемизма, дзэн-буддизма, йоги, к которым многократно обращается в своей книге Ж. Майоль, не только ничего не объясняют и не доказывают, а, напротив, лишь засоряют рисуемые им концептуальные этюды, снижая уровень его гипотез в глазах читателя-материалиста. Советскому читателю, выросшему в обществе, где диалектико-материалистическая философия уже несколько десятилетий назад превратилась в методологический инструмент познания и основу мировоззренческой ориентации практически каждого человека, будет, я полагаю, нетрудно уловить эклектику в размышлениях Ж. Майоля. Более того, ему будет даже интересно воочию познакомиться со специфической формой стихийного идеализма, идущего от абсолютизации религий Древнего Востока.
Короче говоря, помимо расширения своего кругозора в вопросах океанологии, жизни морских млекопитающих, дельфинов и эмоционального удовольствия от восприятия прекрасных сцен подводного мира, от мужества спортсменов, штурмующих его глубины, а также от созерцания прекрасных фотографий, являющихся подлинным украшением книги, читатель получит представление об отмеченном еще В. И. Лениным феномене отрыва размышлений крупных специалистов в конкретных областях естествознания от методологического аспекта рассматриваемых ими проблем, что приводит к мировоззренческой путанице и снижает ценность полученных результатов. Особое внимание В. И. Ленин обращал на произвольное комбинирование фактов, вырванных из контекста исследуемых явлений. “Факты, — писал он, — если взять их в их целом, в их связи, не только “упрямая”, но и безусловно доказательная вещь. Фактики, если они берутся вне целого, вне связи, если они отрывочны и произвольны, являются именно только игрушкой или кое-чем еще похуже” [Ленин В. И. Пол. собр. соч. Т. 30. С. 350.]. Конечно, приведенное высказывание относится главным образом к псевдонаучным спекуляциям профессиональных ученых, а не к энтузиастам-исследователям, каким является Ж. Майоль. Но тем не менее оно помогает конструктивно-критически взглянуть на используемые в книге данные науки.
