— А что же, Фадета, разве это не правда? — сказал Ландри. — Да, тебя упрекают в нелюбви к труду, да и бабушка твоя всем рассказывает, что ей было бы гораздо выгоднее взять на твое место служанку.
— Моя бабушка — старая ворчунья, которая любит жаловаться. Я иногда заговариваю с ней о том, чтобы оставить ее. Тогда она отговаривает меня: ведь, в сущности, я ей гораздо нужнее, чем она хочет это показать. Вот уже пятнадцать лет, как она плохо видит и едва ходит; ей трудно искать травы для своих напитков и порошков; к тому же, некоторые травы можно добывать только далеко отсюда, в местах, куда трудно добраться. Я тебе уже говорила, что я открываю в травах свойства, которые ей неизвестны, и она очень удивляется, когда мои лекарства оказывают действие. А посмотри на наших животных! Ведь все удивляются, что у бедных людей, которые за неимением своего выгона принуждены пользоваться общественным, стадо в таком хорошем состоянии. Моя бабушка знает, кому она обязана тем, что у ее овец густая шерсть, а у коз такое хорошее молоко. Нет, она вовсе не желает, чтобы я ушла от нее, потому что она имеет от меня больше выгоды, чем расходов. А я люблю бабушку, несмотря на то, что она сурово обращается со мной и заставляет меня терпеть лишения. Но есть еще другая причина, по которой я не могу оставить ее, и я скажу тебе, какая, если хочешь, Ландри.
— Ну, конечно, скажи! — воскликнул Ландри, который с неослабным интересом слушал Фадету.
— Мне еще не было десяти лет, — сказала она, — когда ушла моя мать и оставила на мое попечение несчастного безобразного ребенка, еще более уродливого, чем я. Судьба жестоко обделила его; он хромой от рождения, тщедушный, болезненный и кривой; у него в душе всегда горе и злоба, потому что бедняга вечно страдает. А его все мучают, отталкивают и унижают, моего бедного Кузнечика. Бабушка вечно бранит его, и она бы ему не давала спуску, если бы я не спасала его тем, что сама, якобы, не даю ему покоя. Но я остерегаюсь делать ему больно, и он это отлично знает. Если он натворит что-нибудь, он бежит ко мне и говорит: «Побей меня, пока бабушка меня не схватила». И я бью его смеха ради, и хитрец кричит точно от боли. Помимо этого, я ухаживаю за ним. К несчастью, я не могу всегда достигнуть того, чтобы он не был в лохмотьях; но когда мне попадает под руку какая-нибудь тряпка, я стараюсь приспособить ее для его туалета. Я лечу его, когда он болен; а будь он на попечении бабушки, он давно бы умер, потому что она не умеет ухаживать за детьми. В сущности, я сохраняю жизнь этому бедняге. Что было бы с ним без меня? Он давно лежал бы, несчастный, в земле рядом с отцом, которого я не могла спасти для жизни. Правда, Кузнечик такой неудачный и никому ненужный, что для него, быть может, лучше умереть, и я, поддерживая его жизнь, оказываю ему, может быть, дурную услугу. Но я не могу иначе, Ландри, это свыше моих сил. Когда я думаю о месте, которое даст мне возможность выбраться из моего нищенского состояния, но разлучит меня с Жане, мое сердце разрывается от жалости, точно я его мать и он погибнет без меня. Вот и все мои грехи и недостатки, Ландри, и пусть судит меня бог. А я прощаю всем, кто меня напрасно обвиняет.
