Впервые добряк Ландри обсудил все это хорошенько и решил, что Сильвинэ был к нему несправедлив. До сих пор он по доброте своей никогда не обвинял его, — скорее наоборот, он осуждал себя за то, что он — такой здоровенный, что он с излишним жаром принимается за работу и за удовольствия и не умеет высказать в словах свою нежность и быть таким внимательным в мелочах, как его брат. Но на этот раз он не находил за собой никаких грехов по отношению к их дружбе. Для того, чтобы притти в этот день домой, он отказался от ловли раков, к которой парии в Прише готовились целую неделю. Товарищи уговаривали и Ландри итти с ними, обещая ему от ловли много удовольствия. Но он устоял против сильного искушения, а для его возраста это было много. Когда он хорошенько выплакался, он услышал, что недалеко от него кто-то плачет и разговаривает сам с собой: так обыкновенно делают все деревенские женщины, когда у них какое-нибудь большое горе.
— Господи боже мой! — говорил голос, рыдая: — Почему это я столько горя вижу от этого ребенка? Он меня в гроб уложит, — уж это верно!
— Матушка, это я тебя огорчаю? — воскликнул Ландри, бросаясь ей на шею. — Если это я, то накажи меня и перестань плакать. Не знаю, чем я тебя опечалил… Но во всяком случае прости меня.
Тут тетушка Барбо увидела, что Ландри вовсе не черствый человек, как она воображала. Она его поцеловала и, сама не сознавая, что говорит, — так ей было тяжело, — сказала, что она мучается не из-за него, а из-за Сильвинэ; что же касается Ландри, то она иногда была к нему несправедлива, но она постарается загладить свою вину. Ей казалось, что Сильвинэ сходит с ума, так как он, не евши, ушел из дому рано утром. Солнце уже садилось, а его все не было. Его видели в полдень недалеко от реки, и в конце концов тетушка Барбо стала беспокоиться, не утопился ли он.
Мысль о том, что Сильвинэ решил покончить с собой, передалась от тетушки Барбо Ландри так же легко, как муха попадает в паутину. Ландри решил сейчас же пойти на розыски брата. В то время, как он бежал, он думал о своем горе и говорил себе: «Быть может, матушка была права когда упрекала меня за холодность. Но Сильвинэ все-таки не в уме, должно быть, если он решил причинить такое горе нашей матери и мне».
Он обегал все кругом и не нашел брата; он звал Сильвинэ, но никто ему не отвечал; он спрашивал о нем всех, кого встречал, но никто не мог ему ничего сообщить. Наконец, он очутился у луга, где были камыши, и пошел туда, потому что там было местечко, которое Сильвинэ особенно любил. Река врезалась там глубоко в берег и вырвала с корнями две или три ольхи, плававшие по воде, корнями вверх.
