— Салам аллейкум, Гульсиной–апа, — поздоровался я с пожилой, лет пятидесяти, хозяйкой дома. — Зухра, доброе утро.
Собирающая веником на сбрызнутом водой бетоне листья молодая женщина в национальном платье из хан–атласа мне коротко кивнула, а пожилая хозяйка тепло улыбнулась.
— Валлейкум ассалам, Леш. За катыком пришел? — хорошая тетка Гульсиной–апа. Добрая, не крикливая. И молоко у ее коров хорошее, из него великолепный катык получается.
— Да, вот возьмите. — Я протянул банку и деньги. Пока хозяйка бегала на веранду за сквашенным особым образом молоком, я прислонился к воротам с обратной стороны и глазел по сторонам. Что мне очень нравится в узбеках — они любят во дворах чистоту и порядок. Весь двор выметен усилиями Зухры, виноградник аккуратно обрезан, пара персин и черешня выбелены. Красиво. Джульбарс неторопливо подошел ко мне, ткнул лобастой головой в бедро. Привычный ритуал, я почесал ему за ухом. С этим барбосом я уже годов десять знаком, с тех самых пор, как меня мать самого утром начала отправлять за кислым молоком.
— Зухра, у тебя индоутки мешок с кукурузой рвут! — я обратил внимание на здорового белого селезня, сумевшего разорвать в углу мешок с зерном, и сейчас торопливо его глотающем.
— Вай, кутингисске! — невестка веником прогнала наглеца, и сейчас собирала зерно ладонями.
— Шайтан! Надо из него шурпу сварить. Доброе утро, Леша! — мне пожал руку вышедший во двор и зевающий во всю глотку Рахим, сын Гульсиной–апы, и муж Зухры. — Как жизнь, в Россию не собираешься?
— Кому я там пока нужен, Рахим? Сначала хоть вырасти надо, к восемнадцати, может быть, поеду. Как раз в армию. — Не знаю, какие порядки в российской, но в узбекской армии вообще кошмар. Вернулся на днях соседский парень, много что веселого рассказал.
— Не приходили с собеса? Опять в детдом не звали? — Как умерла мать, ко мне трижды приходили из здешней конторы, которая за детьми следит. И, по–моему, были даже рады, что я отказался. Мне скоро шестнадцать, небольшую денежку на прожиток пересылает отец, дом все еще наполовину принадлежит ему, так что меня оставили в покое. Участковый приходит изредка, пару раз в неделю. И то потому, что живет через пять домов от меня.
— Наверное, через неделю придут. У них график, по–моему.
— Наверное. Ты как, на рыбалку сходить не хочешь? Бензин с меня, — Рахим хитро усмехнулся. Ну еще бы, старенький «Вихрь» жрет топливо как не знай кто. Но лодку и мотор я продавать не хочу, она у нас, точнее, у меня, еще с тех, советских зажиточных времен осталась. А вот у Рахима порой есть канистра–другая сэкономленного и честно зажиленного бензина.
