– Вы так говорите, будто у нас был выбор, кем рождаться.
Я молча пожал плечами. Потому что объяснять, что у меня, кажется, всё-таки был, и сами видите, что я в итоге выбрал, – это уже верх бестактности.
Но Малдо Йоз, похоже, и так всё понял. Нахмурился ещё больше, отвернулся. Потом сказал:
– На самом деле, этот дом действительно оказался совершенно невозможным делом. Рановато мы за него взялись. Надо было ещё потренироваться, хотя бы до конца года. Но мне так припекло! Вот прямо сейчас, вынь да подай, и точка.
– И снова очень хорошо понимаю, – кивнул я. – Сам такой. И это, наверное, правильно. Потому что всё равно получается, вопреки всему. Вот и у вас сегодня получилось.
– В самом конце был момент, когда я почувствовал, что мы не справляемся,– признался он. – Слишком много деталей и, что ещё хуже, слишком много несоответствий моим собственным представлениям о возможном, опыту, честно нажитому за годы, проведённые на настоящих стройках, где работают вовсе без магии. Я вдруг невольно усомнился в результате, а в нашем деле это катастрофа. Сразу утратил контроль над процессом и понял, что вся эта красота вот-вот рухнет мне на голову. Даже подумал: хорошо, что я работаю внутри и погибну под обломками. Позор гораздо мучительней. Но тут пришло второе дыхание, и всё получилось, как бы само собой. Неожиданно легко. Пока не понимаю, почему так. Но когда-нибудь разберусь.
Я не стал ничего ему говорить. Но удивлённо подумал, что возможно не зря напрягался, сопереживая строителям. Со мной часто так бывает: веду себя, как последний дурак, а потом, задним числом, внезапно выясняется, что это было совершенно необходимо.
Впрочем, бывает и наоборот.
Малдо, тем временем, снова повеселел, оживился, скорчил хитрющую рожу и спросил:
– Слушайте, сэр Макс, а мы с вами будем дружить?
Из моих знакомых подобный вопрос могла бы задать только Базилио – на правах почти новорожденной в мире людей. И, пожалуй, больше никто. А зря. Я высоко ценю подобное прямодушие. Ничего за собеседника додумывать не надо, сам всё простыми словами скажет, а потом догонит и трижды повторит. Очень удобно.
– Ну а чем, мы, по-твоему, уже битый час занимаемся? – усмехнулся я.
– Как час?! – подскочил Малдо. – Я что, правда столько тут с тобой сижу?
Паника – лучший способ мгновенно приспособиться к изменившимся обстоятельствам и перейти на «ты», всегда это знал.
– Да нет, на самом деле, вряд ли, – сказал я. – Это было художественное преувеличение. Просто «час» звучит гораздо лучше, чем, к примеру, «четырнадцать с половиной минут».
