Внезапно он крепко обнял его, уткнувшись носом в плечо, сжав так, что ребрам стало больно. Анджей замер от неожиданности. Лишь ноздри жадно втянули горьковатый запах дороги, неба, сигарет и парфюма. Тонкое тело дрожало, прижимаясь к нему. Он хотел отступить хотя бы на шаг, но руки не позволяли отодвинуться. Анджей почувствовал, как ноги подкашиваются, а грудь наполняется теплом. Сердце стучит так быстро, что, кажется, проломит ребра. Хотелось прижать его к себе, крепко обнять и больше не отпускать. Хотелось щекотать, дурачиться, как раньше. Но Том умер…
— Том умер… — отступил гость на шаг, глядя глаза в глаза. — Я жил только им эти пять лет. Только из-за него. — Улыбнулся кисло. Медленно пошел к двери, словно ожидая, что сейчас его остановят, спиной чувствуя взгляд.
Анджей вздрогнул, когда раздался хлопок закрывающейся двери. Устало потер глаза и помассировал виски. Хотелось умереть. Вяло улыбнулся. Том умер пять лет назад…
Это случилось ночью. Они были в туре, переезжали из Брюсселя в Оберхаузен. Последний концерт. Мысленно, они все были дома, вечером за ужином мечтали, как их встретят родные, обрадуются друзья. Но ночью турбус попал в аварию — сошел с трассы и перевернулся. Том этого не помнил. Он спал. А когда проснулся, врач, отводя взгляд, сообщил, что может быть, когда-нибудь, нужны операции, возможно… Он не помнил, сколько было операций, не помнил, сколько пережил боли, не помнил, сколько месяцев провел на больничной койке, сначала в окружении друзей, потом только брата, потом все чаще один. Когда после очередной операции они вернулись домой, окрыленный прогнозами Билл, оборудовал в его спальне тренажерный зал, чтобы близнец побыстрее смог встать на ноги. Том старался, он очень старался, но ноги не слушались, наплевав на все прогнозы.
Через несколько месяцев Билл увлекся каким-то интересным делом, стал все реже появляться дома, наняв для лежачего брата милую фрау, преклонных лет. Правда, с фрау Том быстро распрощался: у него в голове не укладывалось, что к его телу могут прикасаться чужие руки, это было стыдно и нелепо. Из-за этого Билл ужасно разозлился, орал и психовал. Свою ошибку Том понял сразу — теперь он почти совсем не выходил на улицу, лежал в постели в полнейшем одиночестве, гоняя туда-сюда всевозможные каналы. Иногда Билл забегал домой только для того, чтобы покормить его и снова убежать к друзьям. Том сходил с ума от тишины, бил пульты и крушил все вокруг, до чего только мог дотянуться. Потом приходил Билл и опять орал, крушил то, до чего не смог дотянуться Том. Однажды он схватил его за грудки и затряс со всей силы. Он кричал ему в лицо, что не собирается быть всю жизнь его сиделкой, возить дерьмо и мыть задницу. Что он слишком молод и хочет жить, жить полноценно, на полную катушку. Что у него есть друзья, которые из-за него, Тома, не хотят приходить к ним в дом. Что он стесняется приводить к ним девушек, потому что там его больной и беспомощный брат, от которого дурно пахнет. Что его позвоночник — это не проблема Билла, он и так делает все возможное, чтобы брату жилось хорошо, что Том должен сказать спасибо за то, что Билл не сдал его в интернат, что терпит его капризы и выделывания. Том пытался вырваться из крепких рук, потом двинул кулаком по скуле, оттолкнул кое-как. Разъяренный Билл подлетел к нему и ударил, потом еще раз, и еще. Он бил его по-настоящему, со всей силы, очень больно, а Том не мог защититься, лишь беспомощно закрывал лицо руками. Потом брат упал на колени перед кроватью, уткнулся носом в подушку, рядом с его ухом, сгреб близнеца в охапку и протяжно громко всхлипнул.
