История одного крестьянина. Том 2 | страница 28



Мареско сказал правду: я был плохой санкюлот. Чем бы он ни объяснял резню, она мне претила, мне было стыдно за нашу республику. Палач — он всегда палач, и, что бы он ни носил на голове — корону, епископскую тиару или каску, для меня все едино.

Так или иначе, в заключение можно сказать, что роялистам тоже есть за что серьезно себя упрекнуть: не должны они были звать на помощь чужеземцев, надо было все решать между собой. Тогда не были бы сданы Лонгви и Верден, не было бы и резни. Главная вина лежит на предателях и на их герцоге Брауншвейгском, который грозился сжечь Париж и расстрелять всех патриотов. Вот она — правда.

В тот вечер я поздно вернулся к себе в казарму.

На другой день, часа в три, когда я нес караул у Мангеймских ворот, из города потянулись войска: четыре батальона гренадер, батальон пеших стрелков, батальон волонтеров, полк конных стрелков и артиллерия. Прошел слух, будто австрийский генерал Эрбах — тот самый, что оставил всего четыре тысячи человек для охраны складов в Шпейере, — форсированным маршем идет на выручку Вормсу и Майнцу во главе корпуса в двенадцать тысяч человек. Но на другой день мы узнали, что он может уже не торопиться. Наши войска без всякого сопротивления вошли в Вормс; жители встретили их криками: «Да здравствует нация!» — а власти нацепили трехцветные кокарды.

Но наш главный комиссар-распорядитель гражданин Пьер Бланшар все же наложил на город контрибуцию в миллион двести тысяч золотых экю — половину должны были уплатить жители за то, что в свое время встречали эмигрантов с белыми кокардами и криками: «Да здравствует король!» — а половину — епископ и каноники, которые с радостью отправили бы всех нас в преисподнюю. Мы уже наложили контрибуцию в четыреста тысяч ливров на шпейерский капитул да еще сто тридцать тысяч ливров на монахов, которые вот уже два года занимались изготовлением фальшивых ассигнатов. Кроме того, целые обозы с мукой, рожью, овсом, сеном и всем необходимым для биваков, а также с одеждой — сапогами, рубашками и штанами — день и ночь двигались к Ландау; у нас только и заботы было — реквизировать у крестьян лошадей да повозки, грузить их ящиками, тюками и бочонками и отправлять в путь под охраной небольшого отряда. Словом, в немецких газетах и эмигрантских листках ничего не было прибавлено насчет того, сколько всякого добра лежало у них на складах. Что правда, то правда.

В Шпейере Рейнская армия и была одета, снаряжена и вооружена. Происходило это под наблюдением военных комиссаров. Они выдали каждому батальону палатку на шестнадцать человек. Кроме того, квартирмейстер, офицеры штаба, рабочие, караульные и дозорные, капитаны, маркитанты — все получили по хорошей палатке, с шестами, перекладинами и колышками. Лейтенантам выдали по палатке на двоих. Каждой палатке на шестнадцать человек было дано по два чугунка, по два котла, по два больших бидона, по две кирки, по две лопаты, два топора и два кривых садовых ножа для заготовки хвороста. Вот и все, с чем нам пришлось вести три труднейших кампании.