— Я буду хорошо себя вести, только не сажайте меня в шкаф! — пообещала я и, чтобы он, не дай бог, не передумал, хотела схватить его за руки, но, оказалось, это невозможно. Мои собственные руки, лежащие под одеялом, мне не подчинялись.
— Ну-ну, не переживайте, — перехватил мой растерянный взгляд незнакомец. — Мы вас связали, но это временно.
— Связали? Почему?
— Потому что у вас был приступ, и вы могли навредить самой себе, — ответствовал неизвестный в белом халате. — Понятно?
— Понятно, — кивнула я, хотя на самом деле ничего не понимала. Зато во мне откуда-то взялось неоспоримое знание, что ему нужно верить, просто верить всему, что бы он ни сказал.
— Вот и прекрасно, — обрадовался незнакомец, — значит, дело пойдет на лад. Да, кстати, я, кажется, не представился. Меня зовут Леонид Борисович, и я ваш лечащий врач. Понятно?
— Понятно, — снова безропотно согласилась я.
И тут снова откуда-то взялась эта странная баюкающая песнь:
— А-а-а… А-а-а…
— Кто это? — шепотом спросила я Леонида Борисовича.
— А это ваша соседка, — без промедления пояснил он, — Тамара. Вы с ней подружитесь, она тихая и покладистая.
— Да, мы подружимся, — повторила я, — потом подружимся, а пока я посплю, можно? Страшно хочется спать…
— Конечно, конечно, — разрешил добрый Леонид Борисович, обещавший не запирать меня в шкаф с тараканами. — Вам нужно спать, чтобы восстановить силы.
— Ага, — буркнула я и вернула собственную голову в первоначальное положение. Булыжники, которыми она была набита, с грохотом перекатились вместе с ней.
Последними словами, что я с трудом расслышала сквозь этот грохот, были:
— Ниночка, больше не колите ее, в этом нет необходимости. Пока обойдемся микстурами, а там посмотрим.
* * *
— Ну что, очухалась?
На этот раз у меня в ногах сидела женщина. Халат у нее был не белый, а темно-синий, с голубым воротничком и такими же отворотами на рукавах.
— А вы кто? — Голова у меня больше не болела, но сухость во рту не исчезла.
— Я Тамара.
— А… Тамара… — вспомнила я. — Моя соседка…
«Надо бы ее как следует рассмотреть, раз она моя соседка», — подумала я и попыталась сосредоточить взгляд на ее лице. Признаться, последнее далось мне с трудом. То есть я прекрасно видела ее глаза, рот, нос, волосы, но цельный портрет из этого необходимого и достаточного набора почему-то не получился. В конце концов я заключила, что лицо у нее слишком широкое, на чем и успокоилась.
А она еще немного посидела на моей постели, сильно качая ногой, закинутой на другую, потом вытянула шею, явно к чему-то прислушиваясь, и, неожиданно приблизив ко мне свое широкое лицо, отрывисто бросила:
