Посрамленный Шатохин пробормотал невнятные извинения и упрятал «Девушку с фруктами» с глаз долой, но не из сердца вон. Мало того, он даже сподобился сходить на выставку художника Андриевского, чтобы лицезреть своего идола в подлиннике, хотя не так уж много понимал в живописи, точнее сказать, не понимал вовсе. Послонялся по выставочному залу, постоял у заветного портрета в задумчивости. Все бы ничего, да уж больно ему мешали мнения знатоков, которые перебрасывались за его спиной небрежными фразочками типа:
— Андриевскому изменил вкус. Это же настоящий лубок!
Или того хуже:
— Веселенькая мазня, ничего не скажешь… Да и тема спекулятивная. Гиперборейцы! Да если на то пошло, то правильно, по Геродоту, гипербореи!
А третьи цинично хмыкали:
— Искусство это или халтурка, денежки он с этого имеет такие, что нам и не снились.
Так или иначе, впечатление от картины было безнадежно испорчено, словно девушка с картины тоже знала, что ее первейшая обязанность обеспечить художнику солидный гонорар. А вовсе не дарить мечты одному пожилому сыщику, впавшему на старости лет в сентиментальность. Смешно сказать, но Шатохин почувствовал себя безнадежно обманутым, прекрасно осознавая, что этой девушки, вполне возможно, в действительности и не существует. Она всего лишь плод воображения художника Андриевского, которого кое-кто считает всего лишь модным и удачливым халтурщиком.
Шатохин почти совсем позабыл девушку с фруктами, и известие о смерти автора этой картины, которое он случайно прочел в одной из газет, его не опечалило. Ничего удивительного, поскольку художник Андриевский его не интересовал, просто он имел некоторое отношение к наваждению, которое несколько лет преследовало Шатохина, не причиняя ему, впрочем, особенного вреда и беспокойства. Вот и все.
Все да не все. Потому что теперь Шатохин знал, что девушка с картины существует. Он видел ее сегодня. В яви и плоти, только без фруктов. И еще ее взгляд стал другим — бесконечное, почти космическое спокойствие сменилось тревогой и… и затравленностью. Да, именно так Шатохин назвал бы то, что он успел разглядеть в ее глубоких серых глазах.
Степанов сказал, что она показалась ему ненормальной, говорила странные вещи о каком-то покушении, путалась и сбивалась, и Конюхов ее попросту отшил, даже не узнав ее имени. Идиот! Разве можно было ее так отпускать! Шатохин даже кулаки сжал в запале раздражения. Как теперь ее найдешь? А в том, что искать ее необходимо, у Шатохина не было ни малейшего сомнения. С чем было негусто, так это с возможностями, как-никак он теперь не сыщик, а скромный сотрудник охранного агентства.
