Ребенок был мальчиком, и звали его Питом.
Пит лежал в кроватке и жадно глотал солнечный свет. Младенца усеивали солнечные блики: он чихал, когда луч попадал в нос, пускал слюнки, пытаясь его разжевать, а затем злился и писался в пеленки.
Июльское утро выдалось теплым и ласковым: все окна в квартире были широко распахнуты, и шторы дремотно вздымались в порывах свежего ветерка, гулявшего по комнатам. Эллен Хедли сидела за хромированным кухонным столиком, напротив Джима Фергессона: между губами у нее торчала сигарета, а на коленях стояла миска с клубникой.
Джим Фергессон прислонился к раковине, скрестив руки на груди. Так как дело было в воскресенье, он не стал надевать свой синий двубортный саржевый костюм, а надел взамен цветную рубашку с короткими рукавами, старые парусиновые рабочие штаны и садовые туфли. Фергессон явственно лысел и толстел. Между пуговицами рубашки выпирало массивное, солидное брюшко. Округлое морщинистое лицо было красным и влажным от летней испарины.
– Как по-твоему, – печально спросил он, – мне можно баночку пива?
– Конечно, – сказала Эллен и, дочистив последнюю клубничину, встала.
– Я возьму, – быстро бросил Фергессон. В присутствии девушки он всегда становился неловким. – Скажи мне, где стоит эта хрень – в холодильнике?
Игнорируя его нервные протесты, Эллен поставила миску с клубникой на стол и пересекла кухню, направляясь к холодильнику. С тех пор как родила, она снова стала стройной и легкой. На дворе стояло лето, и на ней была белая хлопчатобумажная мужнина рубашка с закатанными рукавами, сандалии и широкая юбка в сборку с узором в горошек. Каштановые волосы свободно рассыпались по рукам и плечам, когда Эллен наклонилась, чтобы поискать в выдвижном ящике открывалку.
– Позволь мне, – буркнул Фергессон. – Не хочу причинять тебе никаких хлопот.
Налив пиво в высокий бокал, Эллен сказала:
– Пожалуй, и я чуть-чуть выпью. Можно, я допью то, что не влезло?
– Ага, – согласился Фергессон, с благодарностью принимая пенный бокал. – Хотя знаешь, если наливать против стенки, в бутылке остается не так уж много.
Эллен сморщила нос:
– Теперь я понимаю, что имел в виду Стюарт, рассказывая о вас.
– Правда? – Фергессон вспыхнул и стал смущенно бродить по кухоньке. Он все глубже увязал в трясине неловкости: в присутствии молодой мамочки он превращался в мямлю. – Вам надо сорвать этот линолеум, – он ткнул в раковину. – Постелите кафель – он не гниет, – затем показал на кран. – И ради бога, уговори Недотепу поставить смеситель! Он ведь может привести все в порядок, если захочет. Мог бы отремонтировать всю квартиру, если б только не витал в облаках.
