Дом ангелов | страница 48

— Чего тебе надо?

Голос был скрипучий, пронзительный, точно лязг разлаженного механизма. Она нервно хихикала, старая девчонка, прошедшая через все мыслимые мерзости, озиралась, ища внимания окружающих, а кротовый народец пялился на нее, посмеиваясь.

— Чего тебе надо, голубчик? Хочешь надеть колечко мне на пальчик?

Все заржали. А мумия продолжала ораторствовать:

— Надо тебе спросить разрешения у моих сыночков, слышишь? А пока, так и быть, можешь меня поцеловать.

Она потянулась к нему своим беззубым ртом. Подбородок ее трясся. Это ископаемое женского рода, эта хранительница парижских бездн жеманничала.

— Ну что, котик, поцелуешь?

Воспользовавшись тем, что Антонен отвлекся, один из близнецов наклонился и задрал ему штанины: врачи выбрили то место, где бритва разрезала кожу. Если парни увидят розовый шрам, ему конец. Угрожающее кольцо уже сомкнулось вокруг него.

Сознавая свое физическое превосходство — он был на голову выше всех, — Антонен двинул чересчур любопытного сына старухи подбитым гвоздями ботинком в подбородок и, вырвавшись из круга, кинулся к двери. Он успел увидеть, как несколько фигур медленно осели на пол, словно алкоголь тормозил падение. Нищая братия не преследовала его, они только взревели, точно потревоженная нечисть на шабаше, а потом расхохотались. Этот жуткий хохот несся за ним, пока он взбегал по лестнице. И в общем гвалте выделялся высокой нотой смех Карабос — тонкий, скрипучий, дьявольский смех. Все они издевались над ним, и град насмешек несся вслед, пока он поднимался.

Добежав до освещенной площадки, он встретил еще несколько клошаров, которые, пошатываясь, искали пристанища на ночь. Антонен достал из ботинка нож и продолжил восхождение к выходу. Выбравшись наконец на проезжую дорогу и увидев над собой табличку «Улица Лувр», он понял, что спасен. Подземелья ужаса отпустили его. Он перелез через заграждение, рухнул без сил у ступенек Биржи на вытоптанный газончик и заплакал слезами ярости, облегчения, разочарования. Почему этот сброд, вместо того чтобы проучить его, смеялся? Они даже не приняли его всерьез. Это омерзительное, что с виду, что в поступках, отребье хохотало над ним. Быть может, его приглашали таким образом разделить с ними их пойло и их вшей? И вместе, поднимаясь и падая, напиваясь и блюя, они опустятся на самое дно, в последний круг ада, в большую клоаку Парижа.

У Антонена опустились руки. Он возомнил себя избранным Богом, чтобы очистить землю от скверны. Но Бог отнял у него мандат. Он забросил работу. Свирепствовал кризис, Ариэлю нужны были результаты. Он вбил себе в голову составить конкуренцию крупнейшим агентствам по элитной недвижимости, а еще хотел купить небольшие виноградники в Любероне, Лангедоке, Кагоре и удобрить почвы для лучшего урожая. Он нанял за бешеные деньги некую даму — медицинского консультанта по окружающей среде, в обязанности которой входило выявлять аллергенные субстанции в старых домах. Специалист по эфирным маслам, она также практиковала на досуге ароматерапию. Она прощупывала полы и стены, разбирала квартиры по досточкам в поисках загрязнений и следов асбеста. Нанял Ариэль также двух франтов, из благородных, с дворянскими фамилиями, очень представительных и принадлежавших к миру, до которого он хотел дотянуться. Наконец, он купил помещение, примыкавшее к агентству, хозяйка которого, старая еврейка родом с Украины, как раз умерла. Он оплатил ее похороны и произнес трогательную речь о роли диаспоры из Центральной Европы в швейной промышленности и ее значении для лица квартала Маре. Он даже хотел упомянуть о мерещившихся ему кипах и своей возможной принадлежности к народу Моисееву, но Антонен его отговорил. Никогда еще Ариэль так не тратился, в то время как продажи катастрофически падали. Он требовал многого от всех, не прощал ни малейшей промашки. Поведение Антонена огорчало его: он несколько раз на правах наперсника говорил по телефону с Моникой. Она хотела знать точно: кто заменил ее в сердце бывшего любовника? Ариэль пригласил ее на обед, чтобы успокоить, и теперь в каком-то смысле спрашивал у Антонена разрешения соблазнить его бывшую подругу. Если он так глуп, что упустил женщину столь же восхитительную, сколь и блестящую, так пусть хотя бы даст другому попользоваться. Антонен великодушно разрешил, намекая на свои бурные похождения, хотя его внешний вид отнюдь не свидетельствовал в пользу насыщенной личной жизни. Он приходил на работу небритым, всклокоченным, забывал сменить рубашку, начистить ботинки. Он, всегда за собой следивший, совсем себя запустил. Это больше не был донжуан в расцвете, скорее старый холостяк, не ищущий одобрения зеркала.