— Добрый день, мсье, я работаю напротив, не нужно ли вам чего-нибудь?
— Отвали, мудила, вид мне застишь.
— Поразительно, — сказал потом Ариэль, — этот человек спонтанно повторил слова Диогена Александру Македонскому: не заслоняй мне солнца. Вот настоящий философ, не то что фатоватые педанты, которые разглагольствуют по телевидению. Этот человек — просто клад. Его инсталляция заслуживает места в величайших музеях Франции. Да, да, правда, поразительная изобретательность. Он воссоздал первобытное жилище из подручных материалов. Это следует обдумать для улучшения нашего маркетинга.
Ариэль не отступался:
— Дорогой мой, вы служите примером: ваша скудная жизнь подчеркивает тщетность наших благ. Вы преподали нам всем урок!
— Иди ты на хер!
Ариэль разработал для своего агентства «линию бездомного» и собирался продавать «комплект выживания», чтобы можно было жить у себя дома на манер клошара, на картонках, без мебели, с жаровней посреди комнаты. Он был уверен, что богатые клиенты клюнут. Он назвал это «апартаменты Говарда Хьюза», по имени американского миллионера, который, умирая в заточении в своем поместье, кишел паразитами и не стриг ногти, волосы и бороду. Ариэль развивал Антонену теорию об американских homeless — бездомных и французских маргиналах: первый таскает за собой свою тележку, полную хлама, как шахтер вагонетку с углем. Это кающиеся от американской мечты: они загубили свою жизнь и расплачиваются за ошибки вечными скитаниями. Клошар по-французски — дело иное, это шут при короле: он насмехается над суетой и деловитостью, показывая нам, как мы самодовольны и уязвимы. Он провокатор, в то время как его англосаксонский коллега — контрпример. Каждый день Ариэль навещал своего нового друга, приносил ему деньги, еду. Он оставил ему диктофон, на случай, если придет вдохновение, уверенный, что тот разродится великой доктриной анархии. Мариус сделал одну-единственную запись следующего содержания:
— Отвянь от меня, да пошустри меню поразнообразнее, обрыдла уже твоя жрачка.
Диктофона Ариэль больше не видел и стал наведываться реже. Каждый раз, когда его жена или подруга заходили за ним вечером в агентство, бродяга поднимался и, делая неприличные жесты, орал:
— Не одолжишь мне свою цыпочку? Приперло! Спустить надо…
Ариэль, казалось, ничуть не обижался на эти выходки. Мариус, чтобы разжиться мелочью, валялся у банкоматов, выказывая елейную вежливость, что было верхом шантажа. Люди при виде его не могли сдержать тошноту. Деньги текли из банкомата рекой, а он, обездоленный, смиренно протягивал руку. Смирения хватало ненадолго, и уже через час он начинал задирать прохожих. Приходской священник, здоровенный остроносый верзила, с гордостью носивший сутану, явился в агентство посоветоваться с Ариэлем, как помочь «нашему брату в нужде». Формулировку эту можно было истолковать по-разному. Будучи «под газом», как он говорил, Мариус бил пивные бутылки, рассыпая вокруг осколки, отчего было опасно там ходить, особенно детям в сандалиях и собакам, рисковавшим поранить лапы. По кварталу пошла петиция, прихожане теряли терпение. Вдобавок Мариус, вместо благодарности, дважды за неделю блевал у двери агентства, грязно ругаясь. Ариэль, однако, не стал окатывать его водой или звать полицию. Он выказывал полнейшую невозмутимость.
