— Но это аморально! — взорвалась Мадлен. — Где он все это откопал?
— И не подлежит сомнению, — прибавила Жизель, — что Марго Лонваль первая пролила свет на идиллические отношения матери и дочери, но никогда не позволяла себе делать подобные выводы…
— Одним словом, я пересмотрел всю жизнь Колетт, — разглагольствовал Марсель Фретилло.
И он пустился в скучное детальное описание мнимых недостатков автора, имевших место на последнем этапе ее творчества. Все это было бы справедливо, если бы он не спрашивал слушающих: «Кто из нас лучший писатель: Колетт или я? Не очевидно ли, что это я?»
В конце его речи после притворных аплодисментов последовало совместное негодование Мадлен и Жизель, поддержанное Амандиной Фолле.
— Мерзко с его стороны так извращать факты! — возмущалась девушка. О чем думал административный совет, приглашая звезд подобного типа?
— Ах, этот совет! — вздохнула Мадлен, закатывая глаза. — На последнем заседании месье Ришело наложил категоричное вето на приезд Арманс Дюгриль и навязал этого Фретилло. А так как он грозил отставкой, то все уступили. Только мадам Лонваль восстала. Но она оказалась в одиночестве. Многие не решаются высказываться открыто…
— Клуб дискредитирует себя, поручаясь за этого выскочку, — высказалась Амандина Фолле.
Она вдруг покраснела, испугавшись своей смелости.
— Во всем виноват месье Ришело, — повторила Мадлен. — Я даже спрашивала себя, не получил ли он проценты за организацию выступления этого бесноватого.
Залитый солнцем, защитив глаза от него большими темными очками, фанфарон, словно блестящую бандерилью, опускал свое перо на форзацы книг «Колетт глазами кошки», стопками окружавших его; наивных, столпившихся вокруг него, он одаривал снисходительной улыбкой. Закончив раздаривать автографы и покрасовавшись перед камерами, он спустился с подиума и, расчетливо пожав несколько рук, исчез в подвалах замка, открытых специально для него.
— Остается надеяться, что следующее сообщение будет другого характера, — вздохнула Жизель, пожалевшая, что потеряла драгоценное время, еще раз пожертвовав благополучием дочери ради своей карьеры.
В спальне с полуприкрытыми ставнями дома Мадлен Дюжарден просыпалась Анжела. Она какое-то время хлопала нежными ресницами под противомоскитной сеткой, которую бережно приподнял Жан-Пьер Фушеру.
— Мамочка… Где мама? — сразу спросила она встревоженным голосом, увидев склонившееся над ней озабоченное лицо незнакомого мужчины.
