Напрасно он купил несколько новых книг, разложил их стопками по краям стола, чтобы забаррикадироваться от внешнего мира, чтобы отделить свое пространство ото всех, и от девушки тоже. Ему не удавалось вернуться к прежнему ритму жизни, работать, сосредоточиться. Он пытался повторять привычные в прошлом жесты, притворяясь, будто у него новая семья. Он отдавал девушке половину своего жалованья, как раньше жене, на общие расходы.
Утром, в половине восьмого, он отправлялся в свой бывший дом. Там все оставалось по-прежнему, он не осмелился ничего оттуда забрать. Он не мог поступить иначе, это было бы насилием над женой, добавляющим еще одну несправедливость к его вине. Перед тем, как прийти, каждое утро он покупал пирожные: приносил их в подарок, чтобы его хорошо приняли. Этот поступок на какие-то минуты снова давал ему теплое ощущение семьи. Они завтракали втроем, как когда-то.
Однажды утром он запоздал, и глаза жены стали жесткими и холодными. Она сурово ходила из комнаты в комнату, выпрямившись, выпятив грудь, высоко подняв плечи, стремительнее обычного. Он невольно плелся за ней, униженно и испуганно. «Поскольку ты не пришел, я позвонила, и мне ответила женщина».
Когда-то давно они гуляли вдвоем по берегу реки. Разговаривали серьезно, мирными и взрослыми жестами. Они были еще подростками, безмятежно печальными. Звонили колокола. Они остановились у парапета Арно. Декабрьское небо было похоже на голубой парус. А далекие самолеты казались мирными лодками на море. Ее рука на парапете выглядела одиноко, будто выражая просьбу, которой нельзя ослушаться. И, наконец, он прикоснулся к ней. Тогда она повела его к себе домой, чтобы он, в первый раз, послушал «Шехеразаду»>[1] Римского-Корсакова.
Первое время, уйдя из дома жены, он нашел прибежище в Париже. Жил с девушкой в Мэзон де Сюэд, в Университетском городке. Жил, чувствуя некоторую неловкость, как будто был на двадцать лет моложе. Его окружала молодежь возраста его студентов. Впрочем, и его девушка по возрасту могла быть его студенткой. В комнате, обитой деревянными панелями, стояли две сдвинутые вместе кровати, книжные полки, большой стол для занятий и письма. Высунувшись из окна, можно было потрогать ветви деревьев. Утром, если он не уходил в Национальную библиотеку, они бегали по парку или играли в мяч на лужайках. Иногда они приходили в парк Монсури, чтобы посмотреть на плавающих по озеру лебедей и мирные выводки утят. Темно-зеленые и черные утки поднимались в мягкое сентябрьское небо. По аллеям парка низко летали черные дрозды, изредка тишина прерывалась шуршанием шагов какого-нибудь юноши, в тени платанов мелькали голые ноги.
