Химизм его мозга еще не так глубоко пострадал, и через две недели сознание совершенно прояснилось; врачи выпустили его из скотского загона.
- Если вы когда-нибудь слышали, как за вами захлопывается железная дверь, - говорит Джек, вспоминая, - то дальнейший ваш путь будет усеян жгучими укорами совести.
Эти укоры пошли Джеку на пользу. Он, конечно, опозорил медицинскую профессию. Но неужели они лишат его врачебного звания, зная, как долго он работал, чтобы добиться диплома? Он понимал, что не заслуживает их доверия, но кто мог устоять перед его простодушием, его улыбкой? Джек хорошо умел торговать - особенно самим собой.
Врачебная коллегия больницы проявила великодушие. Она смотрела на Джека не как на дегенерата или наркомана, а как на больного, выздоровевшего после острого заболевания. Ну, конечно, он может продолжать работу интерна, но при условии, что бросит свои наркотики. Доктора взяли на себя большую ответственность, допустив Джека к обслуживанию самых тяжелых больных и даже тех, кто был под угрозой смерти. Надо простить человеку первую ошибку - разве Фергюсон не зарекомендовал себя исключительно аккуратным и трудолюбивым студентом? Его умственные способности после болезни не пострадали, и он так чутко и внимательно относится к больным.
Возможно, что у них было еще одно основание допустить Джека к дальнейшей медицинской практике: доктор Фергюсон изучил основы психиатрии, так сказать, изнутри. Джек, как врач, знал теперь то, что невозможно понять ни из какой научной книги, как бы ясно она ни была написана. Он был в одно и то же время причиной, экспериментальным животным, пациентом и клиницистом-наблюдателем своего собственного острого психоза. И теперь, будучи в нормальном состоянии, он так живо об этом вспоминает и рассказывает очень точно и ясно. Может быть, это а известной степени и предопределило его будущий успех в роли сельского врача. Разве психические болезни не являются только образцами преувеличенных особенностей человеческого характера?
Бедный Джек! Он не понимал своего психоза. Для него осталось неясным, в чем заключается дефект его умственного и эмоционального механизма. Он не имел ни малейшего представления о том, какое нарушение химизма в его мозгу требовало приема маленьких желтых капсул. Его объяснения на этот счет абсолютно не научны; они совершенно голословны. Сначала он обратился к барбитуратам, потому что был до смерти напуган возможностью повторения сердечного приступа. Он было бросил их принимать, а потом снова начал, так как его мучила совесть, что он осквернил свой юношеский идеал настоящего сельского врача. Потом, желая унять боль в поврежденном плече, он повысил дозу барбитуратов сверх меры и... спятил.
