Борьба с безумием | страница 11



- Взгляните вот на это, - сказал он, - и увидите, как вы ошибаетесь.

Я перелистал эти выразительные свидетельства семей­ных трагедий: «Она срывает с себя одежду», «Приходится кормить ее с ложечки», «Она не знает, где находится умы­вальник», «Мы всячески стараемся, но не можем содер­жать ее в чистоте», «Опасаемся, как бы она не подожгла дом», «Она непрерывно плачет и молится», «Она стала невыносимой. Ругает нас. Бросается на нас. Мы боимся, как бы она нас не убила».

Фергюсон сказал:

- Вы видите, что их привело сюда только ненормаль­ное поведение.

- Но в их карточках ведь сказано, что они шизофре­ники, параноики и прочее, - возражал я.

- Это для отчетов, для статистики, - сказал Фергюсон с таким видом, будто это предназначалось для птиц не­бесных. - Наклеить на больного ярлык с мудреным диаг­нозом - это мне ничуть не помогает их лечить.

Это было вызывающим пренебрежением - и в не очень грамотной форме - к первому и обязательному закону на­учной медицины, который гласит, что вы должны назвать болезнь латинским или греческим термином, чтобы лечить ее согласно требованиям науки. Меня начинала раздра­жать эта сверхпростота Фергюсона, а он, как бы читая мои мысли, сказал:

- Может быть, мы здесь и не очень ученые люди. Мы, конечно, не похожи на тех, которые сидят в больших научных учреждениях. Но мы ведь лечим не болезни - мы стараемся лечить больных людей.

Затем, как бы извиняясь за свою психиатрическую малограмотность, Фергюсон сказал самым примиритель­ным тоном:

- И вы и я, мы оба понимаем, что психическая болезнь - это нечто гораздо большее, чем ненормальное поведение, которое мы пытаемся здесь лечить.

По пути домой из Траверз-Сити - от Джека Фергю­сона и его излеченных пациентов, еще недавно считавшихся безнадежно сумасшедшими, - возвращаясь в тишину Уэйк-Робина, я не переставал раздумывать над этим признанием Фергюсона: «Психическая болезнь - это нечто гораздо большее, чем ненормальное поведение, которое мы пытаем­ся здесь лечить». Да, но насколько большее? Насколько больше того, что можно установить как факт, признава­емый всеми честными и аккуратными людьми? Насколько больше того, что можно взять в руки, обхватить - вот как я могу обхватить большой стол, за которым пишу? Эти размышления увели меня на сорок лет назад, к 1916 году, когда был установлен один маленький факт, вернее сказать обрывок факта. Этот факт, насколько мне извест­но, был первым проблеском надежды в печальной науке о лечении психозов, причины которых никому не были известны и вплоть до сегодняшнего дня остаются глубо­кой тайной.