По иному Витовт сказать и не мог. С детства он проводил с Ягайлом больше времени, чем со своими родными братьями. Вместе они купались в Вилии, жадно слушали рассказы княгини Ульяны о великом греческом воителе Александре Македонском, а потом оба в тайне мечтали завоевать весь мир, когда вырастут.
По лицу Кейстута было видно, что он с одобрением принял слова сына, хотя и заранее знал, что тот скажет.
— Теперь твое слово, Жигимонт, — обратился Кейстут к младшему сыну.
Юный Жигимонт, которому было решительно безразлично то, что происходило на совете, по примеру старшего брата изрек:
— Пусть будет Ягайло.
— Говори, Скиргайло.
— Я не скажу ничего нового. Великокняжеский венец Ягайле! — твердо произнес Скиргайло.
— Тебе слово, Дмитрий, — продолжал Кейстут ставший уже не нужным опрос.
Это понял и брянский князь. Поддерживать Андрея было теперь бесполезно, поддержать же Ягайлу, то есть признать себя вассалом младшего брата, он тоже не мог. Не позволяла гордость.
— Здесь и так все ясно, — уклончиво ответил Дмитрий. — Мое слово ничего не изменит.
После слов брянского князя Андрей поднялся и быстрыми шагами покинул тронный зал. Видеть торжество родного брата, ставшего теперь заклятым врагом, было выше его сил.
Совет тем временем продолжался.
— Сядь подле меня, Ягайло. Отныне вторая половина трона принадлежит тебе — так решил совет, — обратился Кейстут к племяннику. Он подождал, пока последний займет место на троне, и вновь заговорил. — Чтобы избежать в дальнейшем недоразумений и ссор, подобных сегодняшним, я желаю сейчас объявить имя своего наследника. Мой сын Витовт займет место на троне рядом с Ягайлом после моей смерти.
Кандидатуру Витовта собственно некому было оспаривать. Из сыновей Кейстута, кроме объявленного наследника, на совете присутствовал лишь юный Жигимонт, который пока еще испытывал безразличие к вопросам власти. Остальные Гедиминовичи благосклонно приняли решение Кейстута, так как не могли ему наследовать.
Итак, двоюродные братья — Ягайло и Витовт — будут править Великим княжеством Литовским. Тот, кто видел этих неразлучных друзей в детстве, скажет: «Не пожелаешь более счастливого правления. Вот, те немногие из государей, среди которых будет царить единодушие и никогда не промелькнет ненависть меж ними».
Но не следует торопиться предсказывать будущее, особенно в случае, когда речь идет не о простых смертных, а о великих князьях. Власть меняет людей, и чем больше власть, тем меньше в человеке остается человеческих чувств. Жестокий и беспощадный век не терпел на тронах правителей мягких и слабых. Если на головах таких иногда держались короны, то лишь потому, что эти государи являлись игрушкой в чьих-то сильных руках и реальной власти не имели. Власть заставляет забывать и о данных обещаниях, и о чести, и о долге, иногда она становится сильнее родственных чувств. О том, каким будет дальнейшее совместное правление наших друзей, мы узнаем позже.
