Некоторые рамы были снабжены самоклеящимися бумажками с заглавной буквой «С», написанной пурпурным маркером. «Пурпурным, – хмыкнул он. – Что бы это значило?» Надо только закончить с этой маленькой коллекцией, найти хозяйку и поинтересоваться у нее. Хотя вот она сама направляется к нему. Голова опущена, большой саквояж, чехол на плече, сотовый телефон прижат к уху. Угловым зрением он наблюдал, как она опускает телефон в карман и снимает несколько шарфов с крышки рояля, поднимает ее, замирает на какое-то время и пробегает двумя пальцами по клавишам.
Он заметил, как исказилось от печали и боли ее красивое лицо. Почти невыносимое зрелище.
Эмбер вдруг осознала, что за ней наблюдают. Лучезарная сценическая улыбка стерла переживания с ее лица. Она опустила крышку рояля.
– Пыль от штукатурки, – прошептала девушка. – Надо было подумать раньше.
– Не вздумай прерывать свои упражнения из-за меня, – иронично заметил Сэм и показал на фортепьяно шуруповертом. На случай, если тебе потребуется репетировать, я захватил с собой беруши.
– Твои уши в безопасности. Я не играю сегодня. – Она вздохнула и продемонстрировала ему загипсованную руку. – Запястье болит. Можешь сообщить своим очаровательным читательницам, что я просто не могу позволить себе играть хуже. Мои стандарты так же высоки, как и раньше.
– Да уж. Ты права. Просто как-то странно, ты даже не попыталась играть. Когда-то все было совсем иначе. Я столько времени тратил, пытаясь оттащить тебя подальше от ближайшей клавиатуры.
– Это было давно, Сэм. Люди меняются. – С этими словами она отвернулась и молча побрела в спальню.
Он смотрел ей вслед. Что-то здесь не так. Музыка и только музыка всегда приносила Эмбер радость. Когда-то она называла музыку своим личным запасным ходом, выводящим из хаоса, в котором жила ее мать. Похоже, сейчас все иначе. И вовсе не запястье причиняет ей боль. Проклятие! Ему-то зачем так переживать?..
Эмбер пробежала пальцами по тем немногим платьям, которые все еще оставались в шкафу, и подавила приступ жалости к себе. Она любила те вечерние платья… А теперь они были на пути к магазину, специализирующемуся на комиссионной продаже дизайнерской одежды. У нее остались лишь фотографии со всевозможных мероприятий, которые помогут ей вспомнить, как выглядело то или иное ее платье, если она захочет предпринять путешествие в прошлое.
А она этого не захочет. Она никогда не была сентиментальна в отношении нарядов, подобно другим исполнителям. У нее не было ни браслетов, приносящих удачу, ни корсетов, которые гарантировали бы ее светлости обложку последнего номера популярного журнала. Одежда оставалась одеждой, не более. Красивой одеждой, позволяющей чувствовать себя особенной, прекрасной и обожаемой. Так почему же она испытывала столь странное и непонятное чувство из-за того, что никогда больше не наденет эти платья?
