Лев задумался. Случалось, он арестовывал людей целыми семьями, по шесть человек за ночь.
— За три года… Несколько сотен.
Тимур не сумел скрыть удивления. Цифра производила впечатление. Панин заметил:
— И вы полагаете, что это преступник рассылает фотографии?
— Они не боятся нас. Больше не боятся. Это мы теперь боимся их.
Панин хлопнул в ладоши, призывая своих офицеров ко вниманию.
— Обыщите квартиру. Мы ищем стопку фотографий.
Лев добавил:
— Николай наверняка хорошенько спрятал их. Его семья не должна была найти их ни в коем случае. Он был агентом, так что умел прятать вещи и хорошо знал, в каких местах их будут искать в первую очередь.
Тщательный обыск каждой комнаты в роскошной квартире Николая, которую он с любовью обустраивал долгие годы, продолжался два часа. Для того чтобы заглянуть под кровати и вскрыть доски пола, тела убитых дочерей и жены перенесли в центр гостиной, завернув в постельное белье. Вспороли матрасы и разломали ящики шкафов, но обнаружить фотографии так и не смогли.
Злясь на собственное бессилие, Лев уставился на тело Николая в красной от крови воде. И вдруг в голову ему пришла неожиданная мысль. Он подошел к ванне и, не снимая рубашки, сунул руку в воду и нащупал пальцы Николая, сжимавшие толстый конверт. Очевидно, умирая, он так и не выпустил его из рук. Бумага размокла и порвалась, едва только Лев прикоснулся к ней. Содержимое конверта всплыло наверх. Ко Льву присоединились Тимур и Панин, глядя, как с окровавленного дна ванны поднимаются на поверхность лица мужчин и женщин. Вскоре вода в ванне покрылась колышущейся массой фотоснимков. Их здесь были сотни, они накладывались друг на друга. Лев переводил взгляд со старух на молодых людей, матерей и отцов, сыновей и дочерей. Все они были ему незнакомы. Но вдруг одно лицо привлекло его внимание, и он вытащил фотографию из воды. Тимур поинтересовался:
— Ты его знаешь?
Да, Лев знал его. Это был Лазарь.
Тот же день
На конверте была нарисовано распятие — выполненное чернилами тщательное воспроизведение православного креста. Рисунок был маленьким, не больше его ладони. Кто-то изрядно потрудился над ним: все пропорции были соблюдены, и распятие рисовала твердая рука. Или ему полагалось внушать страх, словно это был вурдалак или демон? Нет, скорее всего, рисунок содержал иронический подтекст, насмешку над его верой. Если так, то автор просчитался — и остался жалким философом-любителем.
Красиков сломал печать и вывалил содержимое на стол. Опять фотографии… Его так и подмывало бросить их в огонь, как предыдущие, но любопытство оказалось сильнее. Надев очки, он, напрягая зрение, принялся всматриваться в новые лица. На первый взгляд, они ничего не говорили ему. Он уже собрался отодвинуть их в сторону, когда одно фото привлекло его внимание. Он впился в него взглядом, пытаясь вспомнить, как же звали этого мужчину с горящими глазами.
