— Вы хотите увидеть свою дочь? Это внизу!
К счастью, Амаль поприветствовала ее, предупредила меня, и я побежала в ее объятия, в которых долго плакала. Я даже не могла говорить. Что ей сказать? Что ей поведать? С чего начать? Этот подвал говорил сам за себя. И мои рыдания были невыносимыми. Мабрука насмехалась. Мама была задета. А потом нас разлучили.
Несколько дней спустя в комнату ворвалась бледная Галина. Вождь вызывал нас обеих, он по-прежнему требовал объяснений по поводу инцидента в Африке. Мне подсказали, что у него не было никаких дел поважнее.
— Почему ты соврала, утверждая, что у нее месячные? — спросил он у медсестры.
— Я не лгала! У молодых девушек циклы могут быть нерегулярными и месячные нестабильными.
— Ты обманщица и плутовка! Фарида сказала мне правду. Что касается тебя, маленькая потаскуха, спускайся к себе в комнату. Ты еще от меня дождешься!
Это был последний раз, когда я видела Галину в Баб-аль-Азизии. И только намного позже, в начале революции, я увидела ее по телевидению, снятую в момент ее возвращения на Украину, и тайна ее опыта в Ливии исчезла вместе с ней. Несколько дней спустя после той жуткой встречи Каддафи снова меня вызвал и неистовствовал над моим телом с такой жестокостью, что я вышла от него почти без сознания и покрытая синяками. Амаль Дж., еще одна девушка из резиденции, обычно весьма безразличная к моей судьбе, была тронута.
— Тебе нужно отсюда ненадолго выбраться!
Я даже не поднималась с кровати, у меня больше не было надежды, проходили дни, я потихоньку угасала. Она вернулась ко мне в комнату с торжествующим видом.
— Мабрука разрешила взять тебя ко мне домой!
Она сразу же посадила меня в машину, чтобы мы могли провести день у нее дома или, скорее, в другом ее доме, там, где ее ждали мама и младшая сестра перед блюдом с отменным кускусом.
Три дня спустя она снова получила для меня разрешение выйти. Эта новая условная свобода была невероятной, и я не знала, как понимать такую резкую перемену настроений своих тюремных надзирателей. Но эти несколько часов вне подвала были настоящим глотком воздуха, так что я помчалась, не задавая вопросов. Я больше не думала о побеге. У меня больше не было надежды. Ни малейшей мечты. Я была погребена, лишена всякого будущего вне Баб-аль-Азизии. Я стала одной из тех многочисленных женщин, которые навсегда превратились в имущество хозяина. И я совсем не могла предположить, что в тот день в мою жизнь войдет другой мужчина.
