— Все опять будет как обычно!
И действительно. «Господин» сразу же меня позвал. «Танцуй!» Он одновременно вызвал Андана, бывшего охранника спецслужб, женатого (на одной из почти официальных любовниц Вождя), отца двух детей, которого Каддафи часто принуждал к сексуальным утехам. Он предавался с ним содомии на моих глазах, а потом крикнул:
— Теперь твоя очередь, потаскуха!
5 Гарем
Прошло шесть дней с тех пор, как он улетел в Чад с Мабрукой, Сальмой, Файзой и многими другими девушками. И я сказала себе, что это, возможно, шанс встретиться с мамой. Я попыталась уговорить Мабруку, умоляя разрешить мне съездить к ней во время их отсутствия.
— Об этом даже речи быть не может! — ответила она. — Сиди в своей комнате и будь готова присоединиться к нам в любой момент, если вдруг тебя вызовет хозяин. Я тогда пошлю за тобой самолет.
Самолет…
Таким образом, я позволила своему телу отдыхать. Телу, постоянно покрытому синяками и укусами, которые не успевали зарубцовываться. Мое утомленное тело причиняло мне одни муки, и я его не любила. Я курила, что-то грызла, дремала, лежа на кровати, смотрела клипы по маленькому телевизору в своей комнате. Мне кажется, что я ни о чем не думала. Накануне их возвращения я вдруг получила приятный сюрприз: один шофер Баб-аль-Азизии получил разрешение вывезти меня на полчаса в город, чтобы я там потратила 500 динаров, полученных во время Рамадана. Это было неслыханно. Я обнаружила сладость весны, я была ослеплена светом, словно впервые увидела солнце. Мой подвал без окон был настолько влажным, что Мабрука жгла там травы, чтобы забить запах плесени.
Шофер отвез меня в престижный квартал, где я купила себе спортивный костюм, обувь, рубашку. Я не знала, что еще купить. У меня никогда не водилось карманных денег, и я была совсем растеряна. И потом, как одеваться? Перемещаясь лишь от его комнаты до своей, я практически ни в чем не нуждалась, и у меня не было никаких идей. Когда я об этом вспоминаю, то понимаю, какой же я была глупой! Я должна была подумать о книгах, о чем-то, что позволило бы мне помечтать, убежать или научило бы меня жизни. Или же о блокноте с карандашом для записей и рисунков, ведь в Баб-аль-Азизии у меня не было доступа к этому. У одной только Амаль в комнате было несколько любовных романов и книга о Мерилин Монро, о которой я мечтала, но она отказывалась дать ее мне почитать. Но нет, я не придумала ничего умного и полезного. Я смотрела вокруг себя с жадностью и растерянностью. У меня кипела кровь. Разве эта ситуация не была головокружительной? Лишенную свободы, меня выпустили на несколько минут и выбросили посреди города, который ничего обо мне не знал, где проходящие мимо по тротуару прохожие не догадывались о моей истории, где продавец с улыбкой вручил мне пакет, как обычной клиентке, где рядом со мной шумела группа школьниц, которые не подозревали о том, что я тоже должна была ходить в школу и думать лишь об уроках и веселье. На сей раз за моей спиной не стояла Мабрука; шофер был любезен, но я чувствовала себя преследуемой. Бегство — не решение. Тридцать минут псевдосвободы показались мне тридцатью секундами.
