— Понял.
— Фортуна — женщина, — продолжал Йохен, — и у тебя есть все, чтобы покорить ее.
— Это Шекспир? — спросил Торино, с ревом разгоняя «бокстер» вниз по улице 17 июня.
— Это факт, — ответил Йохен. — Делай так, как написано в сценарии, только немного поагрессивнее. Я знаю, что ты это сможешь. Мы должны быть жесткими и злыми и показать кастинговому планктону, кто здесь на раздаче.
Торино кивнул, проезжая мимо Триумфальной колонны.
«Надеюсь, она и нам принесет удачу», — подумал он.
— Как у морской пехоты, — не унимался Йохен. — Только тот, кого помножили на ноль, может потом вырасти на сто. После нас они должны звонить в службу «Телефон доверия».
— Все так и будет, — заверил Торино, направляя «бокстер» на Кайзердамм. — Мне только нужно сделать один звонок, человек сейчас снова в самолете.
— Okay, увидимся в студии, — закончил разговор Йохен.
Торино собирался позвонить Тому Мирсу.
Монитор ноутбука уже несколько секунд оставался черным, и Клара спрашивала себя, не шутка ли это на самом деле.
На мониторе ничего не было.
Десять секунд.
Одна минута.
Винтерфельд взглянул на часы.
— Может, промотать?
Фридрих покачал головой.
— Возможно, так и задумано. Вдруг мы что-нибудь пропустим. Или файл начнет проигрываться сначала. — Он сердито смотрел на черный монитор, а маленькая камера сзади продолжала снимать дисплей.
Вдруг появилась картинка.
Такая неожиданная и шокирующая, что Сильвия тихо вскрикнула, а Винтерфельд выдохнул сквозь сжатые зубы.
Это не была шутка. Это была ужасающая реальность.
На экране возникло изображение молодой девушки со светлыми волосами. Глаза полны смертельного ужаса, лицо залито слезами. Черная тушь для ресниц покрывает щеки потеками, словно военная раскраска. Похоже, девушка привязана к стулу. Она попеременно смотрит то в камеру, то по сторонам. Иногда она пытается оглянуться, будто сзади находится тот, кто устроил это дьявольское представление.
Потом появились руки. Две руки в черных резиновых перчатках, которые опустились на плечи девушки. В одной из них блеснуло лезвие.
Что-то торчит у девушки изо рта, и она выплевывает это на пол. Она дрожит. А большие, как у статуи, руки в черных кожаных перчатках покоятся у нее на плечах.
Клара почувствовала, как что-то кислое и противное ползет вверх по пищеводу. И тут девушка заговорила.
— Меня зовут… Жасмин, — запинаясь, произнесла она, словно читала текст. Дрожь ее тела передалась и голосу, звучащему теперь как тремоло. — Я… уже мертва, но хаос продолжается.
