Информант: (41) Значит, весной возобновились музыкальные занятия. Понимаете? (41.1) Как потом я понял и не только понял, уже через много лет после войны мамина приятельница, которая жила в казарме, и мама с ней регулярно переписывалась, она мне отдала письма, которые она из блокады писала ей туда. И там я нашел ответ, в частности, на вопрос, почему мама так настойчиво требовала, чтоб я занимался музыкой. И ее многие осуждали: «Посмотри, на кого он похож? Ну вот кончится война, вот тогда, пожалуйста, пусть твоей музыкой и занимается». Вот. (41.2) Мама все-таки настойчиво… И вот она там пишет о своей сестре: «Леля еле ходит». Вот об этом умирающем человек: «Иосиф Александрович лежит, и врач сказал, что он уже не поправится». О себе: «И лишь я одна держусь изо всех сил, понимая, что, если я слягу, погибнет мой мальчик». Это значит, я. Вот. А в другом письме она пишет: «Толя занимается музыкой, и я на этом очень настаиваю, потому что если со мной что случиться, то все-таки у него уже будет что-то в руках». Какая-то специальность. Вот зачем это надо. (41.3) Именно из этих соображений она отдала меня в детский дом.
Рассказ о пребывании в детском доме начинается с рассуждения о том, что решение об этом не было легким для матери информанта. Подчеркивалось, что, отдавая туда сына, она исходила не из собственных интересов, а из интересов сына, которого, по ее мнению, там будут лучше кормить, а занятия музыкой станут более эффективными.
Последовавшее за перерывом в записи повествование о блокаде связано с описанием блокадных будней и с выступлениями информанта с концертами по радио и в воинских частях:
Информант: (45) Да, занимался вот в музыкальной школе. Затем вот во дворце пионеров. Приходилось ездить выступать. От музыкальной школы Петроградского района нас несколько раз возили выступать по радио, так что… Были такие концерты. Потом я уже выяснил, что, действительно, радио вело очень такую активную, такую музыкальную работу. Вот. (45.1) Ездили выступать в воинские части. Это всегда было так приятно, потому что уже чувствовал себя как бы… человеком, а не ребенком. Вот. И я помню, куда-то нас возили и привезли поздно, и я домой еще позже вернулся, пока там добрался до дому. Мама очень волновалась и: «Что так поздно?» И я так, подняв нос, гордо говорил: «Такова жизнь артиста». И вот какие-то такие фразы. Понимаете вот.
Выступая в концертах, Анатолий Николаевич знал, что эта деятельность признается полезной и достойной, и чувствовал себя если не героем, то, во всяком случае, настоящим «артистом». Примечательно, что в этом разговоре он иронизирует над самим собой — подростком. Заметим, что с позиции «блокадной идеологии» его деятельность (помощь мальчика фронту) выглядит в большей степени подвигом, чем поведение его матери (иждивенки, героизм которой заключался в заботе о сыне). Именно это стало предметом иронии нашего информанта, уверенного в том, что заслуги матери намного значительнее, чем его собственные.
