— Да, где-то, несомненно, собака зарыта. Что можно сделать?
— Поручик Юкава и старший унтер-офицер Кимура — две ниточки. Но поручик признался: он ничего не знает точно и лишь подозревает что-то страшное...
— Займись Кимурой, пока стеллажи твои не отодвинуты.
Задача эта оказалась не трудной, потому что после первой встречи Кимура сам потянулся к Тарову. Он нередко заходил покурить и потолковать о жизни. Нет, Кимура не плакался, не жаловался на жизнь. Японцы вообще не любят выносить на люди свои печали и заботы. Кимура по крестьянской доброте своей хотел удовлетворить любознательность хорошего человека, каким он считал Тарова, и послушать его умные рассказы.
Ермак Дионисович отвечал взаимностью. Он разъяснял старшему унтер-офицеру смысл Октябрьской революции; рассказывал о жизни колхозников, о том, как советское государство заботится о человеке.
— У нас перед войной ввели разверстку на рис, — говорил Кимуpa. — За бесценок рис отбирали. Налоги высокие, удобрения дорогие...
— А там крестьяне ведут коллективное хозяйство, — говорил Таров. — Государство обеспечивает тракторами, машинами, удобрениями...
— Это хорошо, — соглашался Кимура. — А мы говорим: удобряй землю ночью, то есть все делай тайком от соседа. Как звери живем — у каждого свое логово.
Кимура, должно быть, сознавал, что за такие разговоры может влететь от начальства. Он заходил к Тарову, соблюдая предосторожность. Но отказаться от них уже не мог: бесхитростные и откровенные беседы, видимо, стали для него потребностью.
Однажды, это было уже в августе, Кимура зашел после ночного дежурства. Бессонная ночь, письмо из дома и несправедливый выговор офицера сильно расстроили его.
— Плевать я хотел на все. И победа не нужна. Я уже ничему не радуюсь и терять мне нечего: сына убили, землю отобрали...
— Как отобрали?
— Старуха не могла платить налоги. Разве женщине по плечу такое дело? И тут нет покою: офицеры-мальчишки из кожи лезут, выслуживаются...
— Сколько лет было вашему сыну? — спросил Таров, когда удалось немного успокоить унтер-офицера.
— Родился он в год великого землетрясения. Вот и считайте, сейчас ему было бы девятнадцать с половиной.
— Жалко парня, пожить не успел, — сказал Ермак Дионисович, глубоко вздохнув. Он решил воспользоваться подходящим настроением Кимуры и повернул разговор в нужном направлении. — На войне, ладно, бывает, человек ни за что пропадает... Я думаю о своем соседе по камере Рыжухине. Добрый и честный старик, а будто в воду канул. Вы тогда сказали, что Рыжухина отправили туда, откуда не возвращаются. Как понимать это, Кимура-сан?
