— В какой части они ложные?
— Полностью.
— Когда вы познакомились с Халзановым?
— Я знал его еще мальчиком. Мы много лет были знакомы с его отцом, часто встречались... Думаю, Халзанов дал такие показания по вашей подсказке. Все предатели стараются угодить своим хозяевам.
— А я убежден, Таров, что вы давно служите в советской разведке, — грубо перебил Юкава.
— Это ваше предположение. Насколько я понимаю в юриспруденции, обвинение должно строиться на доказательствах, а не на предположениях следователя, — сказал Таров.
— Будут и доказательства, Таров. Очной ставки с Халзановым не боитесь?
— Напротив, я хотел потребовать ее.
Юкава задержал долгий изучающий взгляд на Тарове и, подойдя к нему вплотную, спросил:
— Вы предупреждали Халзанова о том, чтобы он не выдавал ваше знакомство?
— Да, предупреждал. Во всяком деле, а в разведывательных службах в особенности, всякие знакомства считаются нежелательными. Они всегда наталкивают на размышления о необъективности отношений.
— Ну что же, Таров, получается у вас складно, но не очень убедительно. Подумайте о своей судьбе.
Возвратившись в камеру, Ермак Дионисович стал разбирать тактику допросов, которую применяет Юкава. Очевиден такой ход: он пытается заставить подследственного самого оценить доказательства и понять бесполезность сопротивления. Расчет на моральный излом. А Халзанов, подлец, все выложил, — переключилась мысль Тарова. — Хорошо бы скомпрометировать его и показания. Как? Он показал, что я называл себя чекистом. Но этого я не говорил. Надо на очной ставке заставить отказаться. Отказ подорвет веру в него. Но как я мог необдуманно пооткровенничать тогда? Разве можно было предвидеть такой оборот дела — ведь я разговаривал со своим человеком! Почему стал предателем Платон? Он не просто предает, а еще клевещет.
И вдруг Таров вспомнил самообличения Халзанова: «Не стыжусь признаться, — говорил он о своем пребывании в лагере, — я в те дни убил бы своего лучшего друга, если бы пообещали накормить досыта...» И еще: «Когда живешь среди подлецов, сам необратимо становишься таким же».
Чтобы понять прежнее мировоззрение Халзанова, Ермак Дионисович начал перебирать в памяти беседы с ним. На квартире Тарова и на рыбалке они нередко вели дискуссии на философские темы. Халзанов был порою довольно резок в суждениях. Таров считал, что Платон оригинальничает, как нередко случается с молодыми; начитался философских книг, а разобраться в них толком не сумел.
