Боже мой, как я рад, что она пришла!
Оля ходила в своих светлых сапожках по комнате, сама включила магнитофон, уменьшила звук. В доме, в котором я живу, несколько лет назад сделали капитальный ремонт, потолки остались такие же высокие, более трех метров, а вот слышимость стала больше. За стеной у меня жил музыкант Аркаша, когда он репетировал по утрам на рояле, я слышал, а он говорил мне, что вечерами слышит магнитофон.
Мы пили чай на кухне, Олины щеки пылали, глаза ее меняли цвет: то светлели, как вода в ручье, то заволакивались густой синью. Я часто ловил на себе ее смятенный взгляд, болтали мы о пустяках, она часто смеялась. То вдруг, оборвав смех, задумывалась, глядя на деревянную фигурку — козлика во фраке. Он был еще в очках. Эту фигурку я купил по случаю на Невском, в антикварном.
— Георгий, я тебе совсем не нравлюсь? — спросила она.
— У меня сейчас нет более близкого человека, чем ты,— сказал я. «А дочь?» — мелькнула мысль. Но дочь была далеко, в Киеве, а Оля рядом. Желанная, теплая, такая близкая.
— Поцелуй меня, дурачок! — прошептала она.
Я придвинулся к девушке. Мы и раньше с ней целовались, но этот поцелуй был особенный. Я не знаю, сколько он длился, но когда я получил возможность соображать, то совсем близко увидел широко раскрытые посветлевшие глаза Оли, вспухшие губы, русые волосы спустились на грудь.
— Как же мне тебя звать? — наморщила она белый лоб.— Георгий — это звучит слишком торжественно…
— Георгий-Победоносец,— ввернул я.
— Это еще мы проверим…— улыбнулась она, взъерошив мне волосы, и продолжала: — Гоша… нет, это не подходит к тебе. Ты сильный, мускулистый мужчина, а Гоша, в моем представлении, это толстенький, плешивый человечек! Я тебя буду звать Шувалов! Граф Шувалов! О-о, это звучит!..— Она глубоко заглянула мне в глаза: — А может быть, твои предки были знаменитые Шуваловы?
— Вряд ли,— улыбнулся я.— Скорее всего эта фамилия досталась мне от крепостных крестьян графа Шувалова.
— Может, твоя пра-пра-прабабка была крепостная красавица и граф влюбился в нее? — фантазировала Оля.— Понимаешь, в твоем лице есть нечто аристократическое…
— Шуваловы из простонародья выбились в графы при царице Елизавете Петровне,— из чувства противоречия возражал я.— Иван или Петр Шувалов был ее любовником.
— Какая честь! — дурачилась она.— Моим любовником будет потомок графа Шувалова!..
Я видел, что ей не по себе, веселье ее напускное. В светлых глазах затаилась тревога. Не глядя на меня, стала раздеваться, а я в это время раздвигал складной диван-кровать. Я застелил постель чистыми простынями и взглянул на нее: обнаженная, она стояла перед высоким зеркалом с деревянными завитушками и, закинув красивые тонкие руки, зачем-то сооружала на голове немыслимую прическу. Заколки щелкали и падали на паркет. У нее была гладкая смуглая кожа, еще сохранившая южный загар. Я не художник и не скульптор, но не обнаружил в ее фигуре ни одного изъяна. Движения ее были естественны, она не кокетничала, не старалась что-либо прикрыть или отвернуться, знала, что она великолепно сложена, и совсем не стеснялась меня.
