Это последняя капля, Этан, — процедила я сквозь зубы. — Это не смешно. Это гадко и низко.
Я повернулась и направилась к лестнице, ведущей в мансарду.
Что я собиралась делать? Я не знаю. Я не могла четко мыслить. Красные усы стояли у меня перед глазами.
Я была в такой ярости! Мне хотелось разорвать его пополам — так же, как он разорвал мой постер.
Я зашагала по лестнице. Руки мои все еще были сжаты в кулаки.
На этот раз ты зашел слишком далеко, — пробормотала я. — Слишком далеко.
Я ворвалась в комнату. Там было темно, за исключением бледного отсвета ночника на полу. Я чуть не споткнулась о кучу грязной одежды, брошенной посреди ковра.
Пинком отбросив джинсы с дороги, я бросилась к кровати Этана.
Этан?
Только спустя некоторое время, когда мои глаза адаптировались к тусклому серому свету, я увидела растянувшегося на кровати болванчика. Г олова его покоилась на подушке.
— Этан…?
Никакого ответа. Этана в постели не было.
«Что это?»
Я услышала звуки льющейся воды, доносившейся из ванной комнаты.
«Этан, наверное, в душе», — подумала я.
Застыв, я стояла, то сжимая, то разжимая кулаки.
А затем я вскочила, потому что болванчик зашевелился.
Голова его дернулась. Мистер Плохиш быстро сел. Деревянные веки щелкнули, и голубые глаза раскрылись.
Отвратительный болванчик повернул голову и устремил взгляд на меня.
Я услышала хриплый шепот:
— Я не люблю тебя, Бритни.
Дыхание у меня перехватило. Я попятилась и ударилась о стену.
Болванчик смотрел на меня со своей отвратительной ухмылкой. Затем он медленно опустился на подушку.
«Этого не может быть, — говорила я себе. — Но это так. Здесь происходит что-то очень страшное.
Этан внизу. Болванчик сел сам.
И говорил!
И он ненавидит меня!»
Ноги мои дрожали, когда я с трудом отошла от стены. Я не сводила глаз с мистера Плохиша.
Его все еще широко раскрытые глаза смотрели в потолок. Но он больше не шевелился.
Я прокралась к двери, вновь споткнувшись о брошенные на пол джинсы. Пошатываясь и тяжело дыша, дошла до лестницы.
«Я не люблю тебя, Бритни!»
Грубый хриплый голос болванчика все еще звучал у меня в ушах.
Ты не живой! — крикнула я, спустившись через две ступеньки. — Ты не можешь быть живым!
Я не могла держать это в себе. Мне было слишком страшно. Я должна рассказать об этом маме и папе.
Я ворвалась в кабинет. Там было темно, за исключением мерцающего экрана телевизора. Они
всегда выключали свет, когда смотрели фильм.
Они сидели рядом на кушетке, и на коленях у них стояли миски с попкорном. При моем появлении мама вскочила. Она пыталась удержать миску с попкорном, но ей это не удалось, и попкорн рассыпался по полу.
