— Мельком.
— Если фотографии всплывут, можно попробовать настаивать на фотошопе, — сам с сомнением предложил Паша. — Правда, если Первый ревнив, он немедленно пойдёт выяснять. Да и… Если у вас и дальше всё будет хорошо, но фотографии всплывут, боюсь, осадок между вами останется. Я, например, не терплю недоговорённости в таких делах.
— Спасибо, Паша. Ты мне здорово помог.
Итак, в главные вылезла проблема вранья. Точнее — проблема нежелания врать Косте.
При том, что создалось впечатление: Костя не любит таких вещей, которые выбиваются из будничного потока жизни (больше меня об автописьме не расспрашивал), а Женя вряд ли захочет, чтобы его тайну кто-то узнал (он вообще человек скрытный), — говорить о фотографиях нельзя. Ведь Женькина способность к автописьму — это очень личное. А если я скажу Косте, он тоже узнает. Чужую тайну. На которую не имеет права.
Позвонить Жене? Сказать, что меня шантажируют? И что кто-то другой, не совсем, мягко говоря, симпатичный ему, должен узнать, что он владеет автописьмом? Нет. Только не сейчас, когда Женя с трудом приходит в себя от зримых им воочию последствий проявившейся способности.
Подытожим.
Скажу о фотографиях, но не сейчас.
Сейчас я расскажу Косте о визите белой девушки Веры и его младшего брата. И о цели их визита. О шантаже промолчу.
А если… А если эта Вера уже выслала фотографии на его телефон?
Поднявшись с кровати, на которой до сих пор сидела, я подошла к цветному портрету Кости, постояла немного перед ним и негромко сказала:
— Тогда всё будет зависеть от твоего доверия ко мне. Но знай, что потерять тебя будет… больно.
Некоторое время стояла, задумавшись, сообщать ли Жене о шантаже. Но, как ни думала, в голове застряло только одно: надо поговорить об этом с младшим братом Кости. Даже странно.
Женя позвонил сам, как будто специально подловил момент или почувствовал, что я снова села за портрет его брата.
— Дальше глаз не получается, — глухо сказал он.
— Но глаза живые! — возразила я. — А значит, Валера будет жив! Это главное. Сейчас надо выждать, пока он переживёт этот пожар, а потом займёмся его ранами. Так было с Константином. Помнишь? Я в последний раз не рисовала его шрамов — ты же видел! Они сейчас постепенно пропадают.
— Точно. Я и забыл. Алёна, спасибо.
— На здоровье.
Понять, за что спасибо, нетрудно. Уже не за то, что брата вытащили, — в чём я уже уверилась. Спасибо — что поддерживаю.
Прикусив тупой кончик карандаша так, что зубы ощутимо смяли податливое дерево, я помрачнела, снова вспомнив тех шестерых, которым даже не подумала помочь. Может, с опытом сейчас было бы легче справиться с бедой Валеры?
