Проснулась тяжёлая-тяжёлая — так расслабилась. Или нагулялась хорошо.
Первым делом подошла к столу — улыбнулась идущему мне навстречу Косте (с листа ватмана) и только затем взяла листы с портретом Валеры. Улыбаться перестала сразу, немедленно схватилась за простой карандаш и ластик и принялась заново прорисовывать черты лица, опять сморщенные от огня. Но время от времени поднимала голову, чтобы увидеть насмешливый взгляд сильных тёмных глаз Кости, вздохнуть с облегчением, что он рядом, и снова согнуться над непостижимой до сих пор разумом, немыслимой ранее работой.
Наконец наступил тот предел, который я замечала и ранее. Предел, когда рисунок уже не подчинялся моей руке, оставаясь на добранной высоте. Да и каким-то шестым чувством я сама поняла, что всё — дальше прорисовка не пойдёт.
Отложила портрет в сторону, прикрыла его, чтобы мама не увидела и не испугалась, другим листом. После чего села за компьютер, уже привычно распечатала присланные сканы и принялась за работу.
Необходимость сосредоточиться на почерках и, не дай Бог, перепутать похожие слова, порой различающиеся одной буквой, быстро настроила только на деловой лад. Работа бесконечной не была. Через первые полчаса я позволила себе отдохнуть на кухне, сварив кофе. Через следующие — получился яблочный перерыв. Похрумкала, с улыбкой вспоминая, с каким удовольствием поедал Костя сочнейшие грейпфруты. Третий перерыв был короток: распечатанные листы закончились, и я «сбегала» на почту, после чего распечатала ещё несколько сканов нового текста. Повеселев от воспоминания, что рабочий день в конторе скоро кончится, я с новыми силами набросилась на клавиатуру, и вскоре освободилась полностью, переслав Порфирию последние файлы.
Затем, улыбаясь сама себе, смущённо ушла с линии взгляда Костиного портрета и повертелась в новом одеянии перед зеркальной дверью шкафа. К осенней юбке хозяин магазина предложил мне короткий чёрный жакет, но не сплошного чёрного цвета, а еле видно мерцающего теми же оттенками, что и юбка. Люрекс мерцал, не позволяя цвету превратиться в излишне мрачный. Разглядев себя со всех сторон, я фыркнула. Чёрные колготки есть. Последний штрих — тёмно-коричневые ботильоны. Ой, нет! Последний штрих притаился где-то в глубинах моего одёжного шкафа. Я залезла в его дебри и нащупала коробку с шарфами. Ага. Вот он, длинный чёрный палантин, с изысканно выписанными по нему «индийскими огурцами» приглушённых жёлто-красных тонов. Если Костя повезёт меня куда-нибудь, где прохладно, я выну из сумочки — тёмно-красной, с зелёными зигзагами, этот шарф — и всё будет хоккей!
