Он замолчал — почти лёг скрещёнными руками на руль. Дышал тяжело и неровно. Не выдержав его молчания, я подтолкнула:
— И кто это был?
— Двоюродный брат. Он сейчас в армии. Что с ним — говорить не буду. Но… Значит, можно вытащить его…
— Начнёшь прямо сейчас? — осторожно спросила я.
— Да. В универ уже не поеду. Спасибо, что сказала. — Он наклонился ко мне и поцеловал в щёку. — Я уже напсиховался, но ты… Спасибо.
— Удачи, — сказала я, выходя из машины.
Постояла немного у подъезда, проследив, как машина рванула с места, и зашла домой. Дома — пусто. Только Мурзила, подошедший посмотреть, как я снимаю обувь и несу сумки сначала на кухню, а затем — к себе. Поставленные в вазу бархатцы кот сурово и вдумчиво обнюхал и ушёл на кухню — спать на холодильнике.
А я некоторое время постояла, думая о Женьке, а потом вздохнула: Порфирий, небось, ждёт проделанной работы. Пора думать о перепечатке.
Модернизировала рабочий процесс перепечатки просто: если сначала я перепечатывала сканы, собранные в папке, из-за чего приходилось то и дело заглядывать из файла в папку, то теперь просто скопировала все присланные листы и спокойно занялась делом. Порфирий прислал довольно много сканов. С наступлением осени клиентов для меня прибавилось. Но управилась я с работой быстро. Повезло. Мама пришла с работы, мы с ней пообедали, я за столом рассказала, что придумала для облегчения работы, а она взяла и предложила себя на роль «диктатора»!
Правда и то, что почерки на сканах её просто потрясли.
— И ты вот это всё читаешь?!
Я только улыбнулась.
Мама у меня, как дети говорят, мировая. Работала технологом на заводе, ушла на пенсию рано — «вредный» цех. Она не очень общительная, зато очень домашняя, за что её нежно мы оба любим — и папа, и я. А ещё, несмотря на некоторую замкнутость, она неплохо разбирается в людях… Очень хотелось бы поговорить с нею обо всём, но… Не рано ли? Пока ведь я справляюсь с ситуацией…
Закончили гораздо раньше, чем я смела надеяться.
Мама ушла смотреть очередной сериал, а я переслала файлы Порфирию, получила от него подтверждение, что он получил их, и новые сканы, но этих было мало — и я справилась с перепечаткой без мамы.
Некоторое время посидела перед компьютером, а потом выключила его.
Хотелось посидеть, помечтать о мужчине-осени.
Вспомнилось, как хотелось нарисовать его разноцветными карандашами.
А мысли то и дело сворачивали на Женьку. На то, как он сейчас пытается изменить ситуацию. И, вместо того чтобы вспоминать Костю, я вспоминала, как то и дело погружалась в отчаяние, когда рисунок с его лицом постоянно менялся в худшую сторону. Каково сейчас Женьке проходить то самое состояние, которое я пережила с трудом? Мне ещё и легче было: я спасала незнакомого мне человека. А Женька сейчас смотрит в глаза мёртвого брата.
