Привыкшая к форме болезненно сдвинутых бровей, к вялости умирающих глаз, я смотрела и не могла отвести глаз от этого совершенно незнакомого лица, принадлежащего счастливому человеку. А в сердце постепенно заползала горечь: значит, я могла бы спасти и первых шестерых? Почему я тогда не подумала о том, что есть возможность отвести от них беду? И значит ли излечение Константина, что мне нужно, необходимо постоянно бывать на воскресном Арбате, чтобы помогать тем, кому посчастливится сесть на каменный «подиум» передо мной?
Наверное, я слишком глубоко ушла в невесёлые мысли о своём… Хм… О своём… И опять не понимаю — о даре или проклятии? Слишком, потому что рассеянный, тёплый от ярких впечатлений взгляд тёмных глаз остановился на мне. И жёстко сосредоточился.
— Что-то не так?
— Нет, всё хорошо, — ответила я и поспешно принялась за рисунок.
Последнее, что я подумала о своём проклятом даре (я всё-таки соединила два определения!): надо же мне было прозреть и понять, нарисовав портрет человека, который тут же грубо вмешался в мою судьбу!
Нарисовала я его быстро, несмотря на то что довольно часто откладывала карандаш и встряхивала рукой, чтобы сбросить напряжение. Так выглядело со стороны. На деле — все эти движения были частью самоконтроля, чтобы автописьмо не настигло меня снова врасплох. И единственное, в чём пошла «против натуры», — не стала прописывать на портрете тонкие белые нити шрама, перечеркнувшего его глаз и слегка стянувшего кожу. Шрам, кстати, был почти незаметен. Уродства, как я боялась, не осталось.
Некоторое время я разглядывала получившееся. Неохотно усмехнулась: если б умела писать по-настоящему, нарисовала его идущим в осенне-лиственной метели. Мужчина-осень. Даже в рисунке мягким карандашом видна его потаённая, возможно, разрушительная сила и неуёмная, непредсказуемая стремительность. Совсем другой. Не тот тяжёлый, что приходил сидеть на моей скамье.
Подошёл Женя. Встал рядом. Я взглянула на него: не скажет, что приукрасила? Он испытующе взглянул на «натурщика», затем — на лист. Константин, следивший за ним с момента, как парень приблизился ко мне, усмехнулся. Но Женя одобрительно кивнул.
Рядом кто-то слишком громко заговорил. Едва Константин обернулся на голоса, я быстро дёрнула Женю за полу рубахи, ткнула пальцем в каменный «подиум» и быстро прошептала:
— Кого-нибудь!
Он сообразил сразу. Ни слова не говоря, ушёл к своему месту.
— Готово, — уже спокойно сказала я и протянула лист Константину.
