Тут и оказалось, что рукам Ивана Петровича ремесло дается легко, а Великому, хоть Овсянников и сделал его уже кафедральным ассистентом, — трудно. И это подле такой пороховой бочки, как Илья Фадеевич! Вот он смотрел однажды, как у них опыт шел насмарку, и Володя Великий в отупении все лазил в рану рукой, заляпываясь кровью. А этого симптома хирургической неполноценности Цион совершенно не переносил. Фыркнул надменно:
— Эх вы, Великий физиолог! Тьфу! — Схватил зажим, потряс им, чуть носа Великому не задев, и разошелся. — Инстгументами надо габотать! — кричал он грассируя по-парижски: на него теперь находило подпускать светского шику (на лекциях он обходился без грассирования). — Инстгументами!!.. Не касаясь ткани туками!..
И на мычанье, что, мол, да как это можно не заляпаться, не копать в ране, коли добираешься аж до звездного узла, несравненный вдруг весело зыркнул библейскими глазами и сказал:
— Дегжу паги, что в канун Нового года, я во фгаке поставлю полный опыт вгаз со всеми сегдечными негвами!!!
И поставил. За час до бала, на который был приглашен. Надушенный, напомаженный, наряженный — только танцами дирижировать.
Нарочно не прикрыл пластрона кожаным фартуком, не снял щегольских, английской работы лайковых перчаток. Ловко перехватывал сосудики длинными зажимами, перевязывал их, легко закручивая узлы лапками пинцетов. Когда двух рук недоставало и третья была нужна — перехватывал инструмент зубами. Отпрепарировал так, что все видно, как только в учебнике. Корнцангом прикладывал электрод:
— Вот, господа! Вот это — Виллизиев nervus accessorius…[1] Вот мы его газдгажаем!.. Никакого эффекта. Тепегь гогтанный негв — никакого! А тепегь — веточка от nervi laryngei,[2] котогую вы нашли позавчега… Эффект! Полный эффект! Все так, как и должно было получиться у вас позавчега. И это значит, что господин Шифф не пгав, и вы, с моей, так сказать, легкой гуки и моем посгедстве, его в том уличили-с! А я к тому же выиг-гал паги, да-с! Извольте засвидетельствовать, Владимиг Николаевич!.. Иван Петгович!.. Сег-гей Иванович!..
Он бросил инструменты и показал перчатки — поднес каждому, а пришли-то все четверо физиологов и еще Сергей Чирьев, уже окончивший курс. И на лайке, и на манжетах, на пластроне, на фраке — ни пятнышка. Только капелька какая-то на носке лакированной туфли — ее быстрехонько отер служитель.
Иван Петрович после этого, в подражание ему да еще ощущая свое первенство, и сам стал на партнера пофыркивать, потом покрикивать, а в крайнем раздражении и прибегать к словечкам из бурсацкого лексикона, отчего дружба их пошла врозь. Пять или шесть собак они перевели. Однако нужный результат получать научились оба. Более того, обнаружили еще один, никем не описанный, идущий от сердца к мозгу пучок, раздражение которого тоже вызывало ускорение сердцебиения — центростремительный участок рефлекторной дуги. Посчастливилось. А уж как учитель-то был доволен! Великолепная пощечина его недоброжелателям, размахивающим статьей швейцарца, —
