В конце концов я включил проектор, чтобы досмотреть фильм. На экране появились другие, не представляющие особого интереса кадры. Казалось, все внимание было обращено на мужчину в эсэсовской форме. А мой дед буквально заискивал перед ним.
Вот и все. Бобина покрутилась еще несколько мгновений, но больше изображений не было. В отличие от старых немых фильмов, здесь не было титров, объясняющих то или иное действие или сопровождающих его шуткой. Эти изображения были до боли реальными.
Я не осмелился посмотреть фильм еще раз. По крайней мере, я не готов был сделать это сейчас.
Я помню, что машинально положил пленку в металлический футляр и убрал ее на самую верхнюю полку, словно пытался скрыть постыдную тайну. Я положил стикер в карман и вернулся в гостиную, к Алисе и Анне.
Как ни странно, но мне легко было притворяться. Я и без того находился под сильным впечатлением, так что во время обеда мой рассудок был немного затуманен из-за испытания, которое мне пришлось выдержать. Напустив на себя равнодушный вид, я пытался принимать участие в разговоре. Полагаю, ни Анна, ни Алиса не заметили в моем поведении ничего необычного.
Но оказавшись в своей комнате, я перестал сдерживать свои чувства.
С пронзительной остротой я вдруг осознал, что почти ничего не знаю о своем деде, во всяком случае, о его жизни до нашего появления на свет. У нас в семье никогда не говорили о Второй мировой войне. Мне неизвестно, как с этим обстоит дело в других семьях. Является ли молчание самым распространенным ответом на вопросы тех, кто ничего не знает об этом периоде? Скрывают ли героические поступки из скромности или подлость из чувства стыда? Я знал только то, что у моего деда была карточка участника-добровольца Сопротивления. Но я также знал, что подобные карточки выдавали и в 1980-х годах. С тех пор как произошли те события, прошло слишком много времени, и эти карточки не могли служить оправданием. Кусок бумаги не мог затмить того, что я увидел на экране.
В тот вечер меня настойчиво преследовали вопросы. Где был снят этот фильм? Ни одна фактическая деталь не могла помочь мне ответить на них. Поместье было мне незнакомо, однако у меня создалось впечатление, что плакат с надписью на двух языках был сделан во Франции по случаю приезда этого эсэсовца. Но кем он был на самом деле? Почему родильный дом находился под властью эсэсовца, пусть даже на оккупированной территории?
Откуда взялись эти женщины? Почему их собрали в поместье, а не в обычном родильном доме? Все мои познания о профессиональной деятельности деда ограничивались 1960-ми годами, когда он возглавлял гинекологическое отделение больницы Шалон-сюр-Марн, как тогда назывался этот город.
