— Я знаю. Но история говорит о том, что Патриархи медлительны и порой трусливы. Этому свидетелем не одна прошлая война. Они найдут массу причин, чтобы медлить с ударом.
— Другие кланы могут проявить инициативу.
— Так поступят не все. И сделают это поодиночке. Они слишком горды для инициативы объединения. Только воля Патриархов может их сплотить. И то на какое-то время. А сил противостоять отдельным семьям у нас предостаточно. Я боюсь только Псов церкви.
— Чем мы владеем?
Полторы тысячи воинов из членов клана, в их числе низшие слуги, вызванные, гхулы и ликантропы. Дагот. Отряд наемников. Пока все.
— Я сообщу своему брату, лорду Гаю. Он не откажет, — подал голос Арно Дивер, младший лорд-медикус, — он вольный каинит. Похож на тебя.
— Я помню Гая. У нас была отличная охота в Боснии, в 1999-м.
— И все же, — в разговор вмешался Терцио, — ты можешь объяснить нам, что толкнуло тебя на такой шаг?
Могу ли я объяснить, что значит быть каинитом? Вряд ли. Чтобы понять, кто мы такие, надо быть одним из нас. Все прочее поверхностно, чтобы раскрыть суть нашей природы.
Когда-то у меня была родина, замок предков и фамильный меч. Меня окружали враги и друзья. Моя жена вынашивала под сердцем моего наследника.
В один прекрасный миг все это стало памятью. Жгучим каскадом плоских изображений, лишенных первоначального смысла. Мир скрылся за кровавой завесой. Я был обуреваем жаждой мести. И заменил ее жаждой иного рода.
Веками я был вынужден опасаться дневного света, огня, символа моей прошлой веры. Со временем к этому можно было привыкнуть. Но к вакууму вокруг и внутри меня привыкнуть было невозможно. Я прятался под подолом ночи, затравленно избегая людского общества. Днем я заживо гнил в гробу, под толстым слоем земли, ночью пил кровь и сеял ужас. Меня прокляли, на меня охотились. И так было с каждым из нас.
Шло время. Для нас оно потеряло истинный смысл, смешав дни, годы и века в однообразный калейдоскоп. Дней не-жизни и ночей мучения от голода. Я пообвыкся, принял правила игры. Но этого оказалось мало.
Каиниты перестали бояться крестов и солнца. Серебро уже не убивало нас одним своим видом, хотя и оставалось грозным оружием в руках наших врагов.
Мы вкусили плод власти. Но менее гонимыми от этого не стали.
Я не буду долго говорить. Просто мне надоело быть рабом самому себе.
— Это называется комплексом самоубийцы. Ты алчешь саморазрушения, но признаться в этом боишься.
— Мы все давно умерли, Терцио. К чему этот балаган?
