— Однако, — заявила на следующий вечер Джейн Чепмен, — имена также вымирают…
Пожалуй, тут она ступила на тонкий лед. Леди Алиса Пенелопа Диана Хесслфорт подарила своему супругу, покойному лорду, двух дочерей, но сыновей у них не было; поэтому внуки миледи, сейчас уже подростки, носили иную фамилию.
Номер «Де Монфор» напоминал не столько зал собраний, сколько гостиную некоего клуба — такая в нем царила атмосфера. Многие из нас держали в руках бокалы с горячительными напитками. Из терракотовой вазы тянулось к потолку странного вида растение. На одной из стен висела написанная маслом картина: на лугу пасутся коровы, а над ними собираются грозовые тучи. Кресла были обтянуты коричневой кожей, пол устилал ковер, украшенный стилизованными, под Китай, изображениями драконов; на гардинах распускали хвосты павлины.
— К 1974 году, — сообщила дородная, облаченная в твидовый костюм Джейн, — в списках американского Общества социальной защиты значилось миллион с четвертью различных имен. Причем почти полмиллиона принадлежало отдельным гражданам! — Иссиня-черные волосы Джейн были собраны в пучок. Если можно так выразиться, она напоминала внешностью величественную ладью. — Люди женятся или выходят замуж, и имена пропадают. — Ее светлость обмахнулась веером. — Или же они так и не заводят семьи, что приводит к тому же результату. Однако основной причиной исчезновения имен является уничтожение родословной. Всякое родовое древо имеет форму ромба. Уходя в прошлое, мы обнаруживаем, что внутри этого ромба находятся тысячи людей. Тем не менее постепенно вырисовывается следующая картина: ветки дерева срастаются, ибо кузены женятся на кузинах и наоборот, и ромб сужается, все сильнее и сильнее… Эти ромбы движутся сквозь время, накладываются друг на друга, перекрещиваются, сливаются. Скажем, если в девятом веке Африку посетил некий кочевник из Азии, нынешние китайцы приходятся нынешним африканцам менее чем пятидесятиюродными братьями!
При условии, что тот кочевник нашел себе в Африке подругу.
— Итак, — подвел итог Мелвин, — я таков, каков есть.
Какая глубина мысли! Но чья это философия — Витгенштейна или Багза Банни? Сартра или Микки-Мауса?
— Предшественников у меня не было. — Мелвин улыбнулся улыбкой слабоумного. — То есть я лишен каких бы то ни было предков. И сколько на свете таких, как я, которые привносят в мир новые имена?
Наконец-то! Кончив нести ахинею, Твелвз сел в кресло, как будто ожидая аплодисментов. Леди Х., как и подобает хорошей хозяйке, захлопала в ладоши, что, естественно, вынудило меня последовать ее примеру. Однако большинство, похоже, придерживалось иного мнения. Джек Брейкспир выглядел разъяренным, Чейз — печальным, Холдейн Смайт — оскорбленным в лучших чувствах. И тут поднялся мистер Чанг, который до сих пор не поднимал даже руки, чтобы задать вопрос.
