Обычно они резались в карты в свободное время. Но за последний месяц чаще играли ночью: днем охраняли чудотворную икону. Сегодня тоже собрались при лунном освещении. Гостя привел Пашка, решив обыграть матроса до ниточки.
Соленый посадил волкодава на цепь и провел Ерша на второй этаж к широкому окну, от которого к берегу спускался деревянный каток…
— По этому настилу сети поднимаем, — пояснил Пашка и шепотком добавил: — Если что… по нему к реке… и в лодку…
Матрос, занятый своей думой, спросил:
— Кто у вас кок?
«О Груне думает», — смекнул Пашка и пригласил гостя на «кухню», где Боженька чистил картошку.
Под лестницей в каморке пахло рыбой и смолой. Три скамейки образовали треугольник, в центре которого возвышалась пузатая бочка. В днище бочки вместо пробки торчала лампадка. Дрожащий фитилек бросал свет на импровизированный стол.
Не первый случай, когда под крылом церкви скрывались отпетые бродяги, воры, убийцы. Опытным глазом матрос оценил, в какую он попал банду. Он сел на стыке двух скамеек, чтобы легче наблюдать за противниками. Не было сомнения, что «черные ангелы» будут действовать заодно.
За спиной Анархиста не было никакой зеркальной плоскости, так что подглядывание исключается. Скорее всего — карты меченые. И гость, раскрыв золотую книжечку, вынул из нее новенькие карты с непристойными картинками. Боженька увидел обнаженную грудастую даму «пик» и смущенно покачал головой. Мишка Цыган, наоборот, сладострастно причмокнул. Пашка задумчиво почесал затылок: ему показалось, что матрос такими картинками запутает любого. Но Серега Баптист — рослый, мосластый парень — тщательно осмотрел каждую карту и отрубил:
— Первый сорт!
Он налил из четверти в граненый стакан сизой жидкости, выставил на «стол» тарелку отварных окуней и обратился к гостю:
— Давай по кругу!..
Ерш зарекся пить, курить, но тут своя тактика. Возможно, проверяют на выносливость. На Украине он так проспиртовался горилкой — теперь выдержит любое зелье, лишь бы узнать, где Груня. От гадалки она не вернулась домой.
Принимая стакан, матрос заглянул в глаза Баптисту. Он, видать, был в шайке самым сильным и самым добрым. Его простецкое курносое лицо говорило: «Не бойся, не подсыплю».
Ерш выставил на кон золотой портсигар:
— Кто выйдет на мостик?
— На медный? — вставил Пашка и подмигнул цыгану.
Тот опробовал золото на зуб, лизнул, понюхал и уверенно выложил:
— Червонный и с пробой!
— Ставлю поросенка! — зажегся Пашка. — Ась?
