Герасим вернулся возбужденный и толстым пальцем показал на окно:
— Забор-то покарябал здорово…
— Кто покарябал? — уточнил Сеня.
— Да я так размыслил, товарищ начальник, попрыгунчик с пружинами на пятках…
— Своими глазами видел-подсмотрел?
— Ныне не видел, а вот в голодуху, на Митрофановском кладбище, видел в белых саванах.
— Ты что, борода-бородина, мешочничал?
— Был грешок. Патрулей огинали погостом. А из могил на нас живые покойники — скок! скок! Содорожники мешки бряк и ходу. Я тоже тягу, хоть груз не бросил. Силенки хватало…
«А тут чего скис?» — взвешивал Иван. А Сеня налегал:
— И высоко, говоришь, они прыгали-возносились?
— Да не горазд.
— Но через этот забор… запросто?
— Натурально! — Герасим заглянул в открытую дверь балкона, где за балясинами зеленел омут освеженного парка. — Говорят, этот прыгунок выскочил из калитки Хвостовых…
Ланская протянула руку с рулеткой, да так и застыла. Сеня тоже заметил, как соседка Роговых побелела, но оставил ее в покое. Он взял у начальника угрозыска протокол, прочитал его вслух и попросил понятых расписаться.
Лист бумаги лежал на краю стола. Сторож еще раз покосился на пистолет и расчеркнулся. Ланская не дописала своей фамилии.
Чекист проводил понятых до лестницы и приказным тоном бросил вниз:
— Ахмедов, выпусти парочку!
Иван ждал: если вдовушка обернется, глянет на него — значит, ее мучает совесть. На повороте она взялась за перила и посмотрела в его сторону. В ее глазах он прочел и надежду, и страх.
«Ясно, что-то скрывает», — с горечью рассудил Иван и перевел взгляд на Карпа.
Упираясь руками в колени, младший Рогов рассматривал лежащую икону и, видимо, пытался что-то вспомнить. Он жмурился, потирал лоб и наконец рванулся к выходу:
— Я за профессором! — И на миг оглянулся: — Ничего не трогайте!
Иван и Сеня понимающе переглянулись. Им было известно, что на здешнем курорте лечится петроградский криминалист — профессор Оношко. Он читал лекции старорусским чекистам, посещал местную оперу и даже сделал предложение певице Ланской.
Сеня осторожно приблизился к покойнику и, склонив голову, прикрылся ладошкой. Выходит, лихой малый крепился только на людях, а теперь вот и губы дрожат:
— Ой… Леня… Леонид…
Его невнятный шепот заглушила Пальма — она завыла…
УВИДЕТЬ НЕВИДИМОЕ
Над перилами лестницы заголубело табачное облако. Сначала из лестничного проема на площадку выплыла шарообразная лоснящаяся голова, окутанная светлой дымкой. Затем из табачной завесы проглянули серые навыкате глаза и гнутая трубка на мясистой губе. Потом выкатился большой округлый живот, запахнутый в просторный пиджак с серебряным отливом. И наконец, поднялись короткие ножки в широких майских брюках и белых парусиновых баретках.
