Русское командование получило щедрые награды: Салтыков произведен в фельдмаршалы, а Мария-Терезия прислала ему драгоценный перстень, осыпанную бриллиантами табакерку и пять тысяч червонцев. Остальные военачальники получили от Петербурга чины, ордена, земли с крестьянами.
Только солдаты остались без награждения.
— Могила без креста — вот награда нам, — роптали солдаты у костров.
— Правильно говорится: ежели одному милость, всем обида.
— Кому пироги да пышки, а нам желваки да шишки… Терпи, ребята!
— А ежели не сложишь здесь голову да прибудешь домой в побывку, там того гаже. Нищета. Ни поесть, ни попить. Одно знай — барину угождать, а то недолго и на конюшню. Вот там, за нашу службу царскую, награждение и примешь. Не верно, что ли?
— А все-таки воевать, ребята, нам беспременно нужно, — кряхтя, сказал Павел Носов. Он крутил над пламенем костра грязную рубаху, рубаха надувалась колоколом. — До скончания живота подобает вашему брату неприятеля бить. Вот я, скажем, стар…
— А кто супротив этого спор ведет? — прорвал его усатый артиллерист Варсонофий Перешиби-Нос, он был грамотен, говорил складно. — В этом слава оружия нашего и всего нашего кореню, всего потомства-племени. За отечество, поди, кровь-то проливаем? Об этом всяк ведает и на том стоит.
— Вестимо так! — воскликнул Павел Носов, но тут подол его рубахи вспыхнул, он быстро смял огонь корявыми ладонями. — Я и не иду супротив тебя, мил человек. Я вот к чему хотел… Порядки здесь супротив наших лучше, а мужики чище наших, взять одежду, взять еду. Мужик здесь жрет не по-нашенски — хлеб с лебедой да с мякиной, как мы. У него эвот — свиньи, гуси, индюки. Опять же огороды ихние: там тебе всякая овощь, и назвать-то ее мы не смыслим, как вымолвить.
— Здесь крестьяне грамотные которые, — сказал Перешиби-Нос. — Да и порядочное число их, грамотеев-то. Они и книжки, и даже газетки чтут.
— Погодь, погодь, мил человек, — проговорил Павел Носов, натягивая на сухореброе тело рубаху. — Стало быть, не приспело еще времечко…
— Времечко, времечко, — передразнил его Варсонофий Перешиби-Нос и вытащил из костра упекшуюся картошку. — Под нашими барами жить — до скончания века в темных дураках сидеть!
— Ау, мил человек, терпеть надо, — вздохнул Павел Носов и стал раскуривать носогрейку. — Видно, так самим Богом утверждено: барам жиреть, а нам хиреть. За добрым барином и мужику жить не столь тяжко, а за лихим и мужику лихо. А где лихо мужику, там иным часом и мутня выходит, самовольство, мужик за вилы берется, барину грозит…
