— Садист, разве можно в это время о чём‑то говаривать, — при этом улыбалась и нежно ластилась к мужу.
Но тот пребывал уже в стадии "полного насыщения" и почти не "отзывался". Лена отреагировала моментально:
— Всё, отпал, бабы больше не нужно, — она говорила вроде бы с укором, но в то же время и с удовлетворением, от внутреннего бабьего осознания, что мужу её вполне хватает, что она ему по прежнему желанна…
Сурин оделся, собираясь как всегда заняться чем‑нибудь по хозяйству, но тут Лена сыто потянувшись, вдруг как будто что‑то вспомнила неприятное. На её безмятежное до того лицо сразу легла печать озабоченности, тревоги:
— Лёш… тут пока тебя не было… Нам надо с тобой срочно поговорить… господи, прямо из головы вон.
— О чём… что случилось? — Сурин сразу заметил тревогу на лице жены.
— О твоём сыне, — в голосе Лены слышались нотки лёгкого раздражения. Она подсела к туалетному столику и стала приводить в порядок растрёпанные волосы.
— Об Антоне… что с ним случилось? — Сурин спросил, не сомневаясь, что жена, наконец, поведает о том, что так его беспокоило, что Антон в его отсутствие ведёт себя с ней не как сын…
— Представляешь, два дня назад он подрался с местными мальчишками.
— Подрался… где… с какими мальчишками!? — не мог сразу осознать услышанное Сурин, ибо «настроился» совсем на иную "частоту".
— Прямо перед домам, вон там… Знаешь, как я перепугалась? Кричала так, наверное, на другом конце посёлка было слышно.
— Да с кем дрался‑то, ты хоть узнала? — наконец "включился" Сурин.
— Чего там узнавать? Двое нашего соседа, того хромого сыновья и с ними ещё один.
— Он, что сразу с тремя дрался? — теперь уже Сурин не только удивился, но и озаботился.
— Ну да… Представляешь?
— Надо ж… и из за чего это… Но по нему не видно, ни синяков, ни шишек. Неужто, ему совсем не досталось?
— Наверное, не успели, у него только губы немножко разбиты были. Я же сразу выскочила. Я чего боюсь‑то. Они ж местные, соберут тут шпану и отлупят парня, не дай Бог искалечат, — Лена говорила с отчаянием, мгновенно превратившись из только что блаженствующей, утолившей "голод" женщины в сильно переживающую за ребёнка мать.
— А он‑то что… из‑за чего, собственно, эта драка случилась?
— То‑то и оно, что он мне ничего не говорит. Я уж, и так, и эдак, и добром, и криком. А он насупится как сыч и молчит, — бессильно всплеснула руками Лена.
— Как это молчит? Кто хоть начал‑то… из‑за чего? Он ведь никак не мог первым на троих напасть. Наверное, они начали, — недоумевал Сурин.
