Не мудрено, что родственники смотрели на меня, как на белую ворону. Теперь же, оставшись одна в комнате и одна в сердце, я дрогнула. Я была чужой этому миру. Мне было невдомек, почему надо прятаться за веером. Я не понимала, зачем держать рот и мысли на замке.
Возможно, это со мной что-то не так, а не с ними. Казалось, я одна не желаю играть по этим правилам…
Или нет?
Ведь были в этом мире и другие женщины, прекрасные, изящные создания, скользившие меж строго разделенных слоев общества, точно облаченные в шелка духи. У них не было ни мужей, ни отцов, ни нахрапистых дядей, которые только и ждут, чтобы закрутить их жизнь в тугой узел.
Впервые я увидела Лебедь на музыкальном вечере миссис X. То было довольно пестрое собрание, дерзновенно включавшее тех, кто принадлежал к приличному обществу, и тех, кто немного не вписывался в его рамки. Позвать к себе в дом известную куртизанку считалось в высшей степени эксцентричным.
Могу поспорить, что каждая вторая дама на той вечеринке втайне сокрушалась, что не додумалась до этого первой.
Остальные же страшно оскорбились. Миссис X. покровительствует искусствам и довольно влиятельна в определенных кругах, поэтому тетя Берил не рискнула во всеуслышание поносить ее гостью. Свидетелем саркастических излияний тетушки пришлось быть мне одной.
«Грязная падаль» было самым умеренным из оскорблений. А эпитеты вроде «независимой до разнузданности» и «неуправляемой распутницы» только разожгли тогда мое любопытство.
Так я укрепилась во мнении, что тетя Берил — узколобая особа, ибо мне было совершенно очевидно, что Лебедь воплощает в себе все сказанное и элегантное. Она вплыла в комнату, высокая, златокудрая и с такой приятной улыбкой на губах, что я не могла не улыбнуться в ответ, хотя ее лучистый шарм адресовался одновременно всем и никому.
По залу, словно шелест крыльев стаи саранчи, пробежал шепот, но Лебедь улыбнулась, будто ничего не заметила, и протянула затянутую в перчатку руку певице, которая услаждала наш слух своим сопрано.
Разумеется, черты Лебеди были прекрасными, но всеобщее внимание приковывали не только правильные линии и золото волос. Она двигалась по залу с уверенностью герцогини, зная наверняка, что вызывает в мужчинах восхищение и желание, а у их жен тоже восхищение, но тайное, и презрение.
И зависть.
Впрочем, завидовать могла я одна.
Просто жизнь Лебеди виделась мне в розовом цвете. Ее нежили, баловали и лелеяли, как и любую обожаемую невесту, но если чувства остывали или мужчина делался несносным, — а я начала прозревать, что со временем такими становятся все мужчины, — ведь была вольна выплыть за дверь с тем же достоинством, с каким в нее вплывала.
