Оба мужчины перевели на нее взгляд.
— Я однажды разговаривала с женщиной, которая доставляет почту. Она симпатичная, поэтому я рассказала об извращенце сразу же после того, как он сюда переехал. Я боялась, что он может ее соблазнить, завлечь в дом и попытаться… Ну, вы понимаете… Я думала, что он получает письма хотя бы от матери, если, конечно, знает, кто его мать, но почтальонша сказала, что Балленкоа вообще ничего не получает по почте. У него наверняка другой почтовый ящик. По крайней мере, счета за коммунальные услуги куда-то приходить должны.
«Или адрес, по которому следует пересылать корреспонденцию», — подумал Мендес.
— Когда мистер Балленкоа отсюда съехал? — спросил он.
— Не знаю. В конце апреля я на шесть недель слетала домой, в Австралию. Когда я вернулась, его уже здесь не было.
— У вас есть предположения насчет того, куда он мог съехать?
— Ни малейшего. Я его знать не хотела, да и он не рвался со мной откровенничать. Как только он сюда перебрался, я без обиняков заявила, что если он будет досаждать мне, то я хорошенько врежу этим топорищем прямо по его коленным чашечкам… Мерзкий онанист…
— Что он ответил, когда вы ему это сказали? — спросил Хикс.
— Ничего. Ни слова. Он смотрел так, словно меня перед ним не было, а потом пошел по своим делам. Я росла в буше. Мой отец был шахтером. Грубые люди они, шахтеры. В детстве я встречала много таких вот людей без души, как этот мой сосед. Нельзя поворачиваться к ним спиной. Пойдешь с таким вот в кусты, и больше никто тебя живой не увидит.
— Мистер Балленкоа жил здесь один? — спросил Мендес.
— Я никого не видела входящим или выходящим из его дома — ни друга, ни подружки. Думаю, он по характеру одиночка. Я права?
— А на какой машине он ездил?
— На белом автофургоне… бледном, как молоко… без окон…
— Этот дом принадлежит ему или он его снимает? — задал вопрос Мендес.
— Снимает. Я позвонила владельцу дома и сказала все, что я об этом думаю. Какой уважающий себя человек сдаст дом педофилу? Тут ведь рукой до школы подать. Я позвонила в полицию и все им рассказала, но там мне ответили, что официально ему обвинений не предъявляли, поэтому у них связаны руки.
— У вас есть номер телефона владельца дома? — спросил Хикс.
— Карла Эддарда? Я его называю Владетельным Ничтожеством, — презрительно произнесла Мейвис Витейкер. — Пойдемте ко мне. Я дам вам номер.
Дом женщины по стилю почти не отличался от покинутого жилища Балленкоа, вот только ее дворик содержался в идеальном порядке и повсюду виднелись плоды садоводческого искусства Мейвис. Дом окружала низкая черная чугунная ограда. За ней росли кусты белоснежных айсберговых роз. Клумбы с цветами тянулись вдоль тротуаров и вокруг всего дома.
