Первого июля день был совершенно чудесный, и ужасно жаль было тратить его на то, чтобы торчать у окна в гостиной и прислушиваться, не едет ли Гарри. Едва услышав топот копыт на подъездной аллее, я тут же послушно позвала маму, а она вызвала из оружейной комнаты отца, и мы все трое выстроились на крыльце, когда карета вылетела из-за поворота и устремилась к дому. Папа приветливо махнул Гарри рукой, и тот, как мальчишка, выпрыгнул из кареты, не дожидаясь, когда спустят ступеньки. Мама тут же ринулась к нему. Я держалась позади и не особенно спешила; в сердце у меня теснились самые разнообразные чувства – возмущение, ревность и даже некий страх.
За последние полгода Гарри сильно изменился. Его лицо утратило детскую пухлость и слегка вытянулось, да и сам он теперь стал куда больше похож на стройного, даже довольно худощавого, юношу, чем на златокудрого младенца. А еще он здорово подрос. Отца Гарри приветствовал искренней улыбкой, а когда тот его по-медвежьи сжал в объятиях, прямо-таки просиял от удовольствия. Маме он поцеловал руку и с нежностью расцеловал ее в обе щеки, но не стал к ней по-детски прижиматься. Но больше всего меня удивило то, что при виде меня его ясные голубые глаза радостно вспыхнули.
– Беатрис! – воскликнул он и одним прыжком взлетел на крыльцо, преодолев сразу две верхние ступеньки. – Какая же ты стала хорошенькая! И совсем взрослая! Мне еще можно тебя поцеловать?
Я подняла к нему лицо с легкой ответной улыбкой на устах, но щеки мои вдруг так и обдало жаром от прикосновения его губ, сопровождавшегося мягким покалыванием коротких волосков, прораставших у него над верхней губой.
Затем на Гарри снова налетела мама и потащила его в дом. Папа тоже что-то громко говорил, перекрывая ее бесконечные заботливые расспросы насчет дорог, гостиниц и того, давно ли он в последний раз обедал. В итоге они все ушли, оставив меня одну на залитом солнцем крыльце, словно я уже не живу в этом доме и вообще не имею ни к чему здесь ни малейшего отношения.
Но именно Гарри первым вспомнил обо мне. У дверей гостиной он остановился, оглянулся, увидел меня, по-прежнему стоящую на крыльце, и крикнул:
– Иди сюда, Беатрис! У меня есть для тебя подарок!
И на душе у меня сразу стало светлей, стоило мне увидеть его бесхитростную улыбку и протянутую ко мне руку. Я быстро вошла в дом, думая: а может, Гарри потом и не выгонит меня отсюда? Может, именно он сумеет сделать этот дом счастливым и для меня?
