А если здраво рассудить, так конечно, надо платить не за партийность и не за должность, а за работу, Петр Степанович так всегда и думал. Тем более, он думал так теперь, когда почти перестали сажать и даже в газетах стали писать о материальных стимулах к труду и чуть ли не о прибыли. Петр Степанович стал горячим сторонником профессора Либермана и как-то поинтересовался в письме старшему сыну, не знаком ли он с ним лично.
А что? Старший сын Петра Степановича в это время уже высоко летал, был кандидатом физико-математических наук.
Когда-то, еще до войны, когда Петр Степанович с увлечением описывал приключения братьев Морейко, ему приходили в голову разные мысли насчет будущего, и он, помнится, делился ими в письмах со своей сестрой Галей и ее мужем Грищенко. Что-то там было мечтами, что-то – просто шуткой, любил, любил пошутить Петр Степанович. Но ведь чтобы так шутить, надо быть в курсе новейших достижений науки. Петр Степанович этими достижениями всегда интересовался, понимая, что будущее принадлежит именно науке и, конечно, был очень доволен, когда старший сын после окончания университета не стал учителем физики в школе, а получил назначение в УФТИ, Украинский физико-технический институт.
В отличие от Петра Степановича, многие наши образованные читатели редко интересуются наукой, и, возможно, они даже и не знают, что именно физики из харьковского УФТИ в тридцатые годы первыми в мире расщепили атомное ядро? Ну, может быть, не первыми, но вторыми – это точно! А атомную бомбу кто первый придумал? То-то! Так что мы сочувствуем нашему неосведомленному читателю. О Лос-Аламосском проекте он, может, еще что-то и слышал, но у нас все было намного секретнее. Чуть что – сразу сажали и расстреливали. Чего же удивляться, если и особо умных физиков из УФТИ посажали и постреляли – в целях секретности, а Петр Степанович, при его давнем интересе к серьезным натурфилософским вопросам, ничего про это не знал?
Но все равно Петр Степанович очень уважал этот всемирно известный секретный институт и сильно переживал, когда устройство старшего сына на работу в УФТИ чуть не сорвалось. Время было такое, что одним расщеплением атома в лабораторных условиях уже нельзя было ограничиться, нужно было этот расщепленный атом практически использовать – и не хуже, например, чем американцы в Хиросиме. Институт расширялся, туда брали всех способных студентов из каждого выпуска физико-математического факультета, взяли даже двоих евреев, а у старшего сына Петра Степановича оформление на работу почему-то застопорилось. Почему – не говорили, но Петр Степанович считал, что из-за плена.
