— Чем больше я молчу, тем больше ты наглеешь, — строго сказал отец, нахмурившись. — Что совсем взрослый стал?
Денис поджал губы и молча уставился на ковер. Потом перевел безразличный взгляд на экран телевизора, мелькающий кадрами незнакомого фильма.
— Отвечай.
— Да, — ответил сквозь стиснутые зубы.
Отец сразу узнал эту манеру — твердый уставленный в одну точку взгляд, сжатые губы, застывшая поза, — протест против приказов, не угодного ему тона, не такого, по его мнению, к себе отношения… Протестовал против всех и их правил. Свои устанавливал с самого своего рождения. Появился на свет в неположенный срок. Акушерка била его по попке, а он все никак не хотел приветствовать этот мир, оглашая родзал детским криком. И когда уже никто не ждал и не требовал, разорался так, что кафельная плитка на стенах зазвенела. Тогда все охнули и рассмеялись от облегчения…
— Так вот, дорогой, когда человек взрослеет, он становится ответственным и самостоятельным, чего в тебе как раз не наблюдается. Привык на всем готовом. Привык, что Таня для тебя «принеси, да подай». Только ты очень ошибаешься. Ей тоже помощь нужна. Ты почти с нее ростом, а умишка с грецкий орех. Ты должен защищать ее и заботиться о ней. Ты мужчина. Считаешь себя умным и взрослым, никто не против. Вот и докажи это не на словах, а на деле. Доброе слово и кошке приятно, а вы как две собаки друг с другом, не можете разобраться, кому посуду мыть. Я весь день на работе, прихожу, а у нас дома все тарелки грязные, поесть не из чего. Ну, ничего, я вам устрою… — с угрозой в голосе отец поднялся и вышел из комнаты.
Давно Денис не слышал такого тона от отца — строгого и разочарованного. Именно разочарование и заставило его почувствовать острый стыд за свое поведение. Злость и ругань мало действовали, а вот если кто-то сомневался в нем, это как ножом по сердцу.
Через мгновение Денис вздрогнул от звона разбитого стекла. Вскочил с дивана и снова услышал звон.
— Пап, ну не надо, — умоляюще просила Таня, заскочив на кухню. — Да помою я эту чертову посуду.
— Не хотите мыть, — отец вытащил из раковины еще одну тарелку и грохнул об пол, — не мойте.
— Пап, перестань! — крикнул Денис в унисон разбитому стеклу. Голос его почти так же задребезжал от волнения. — Не надо!
Отец остановился и посмотрел на детей. Поочередно смотрел в глаза обоим. Сын и дочь застыли в ожидании, словно решалось что-то гораздо более важное, чем судьба разбитых тарелок.
— Хорошо. Чтобы такой концерт я дома в последний раз видел. Иначе запру обоих по комнатам, будете на горохе стоять как Золушка.
