Он собирался поговорить со Степаном о его поведении, но не успел.
Курсы трактористов закончили работу, и девушки перестали жаловаться на механика. Они даже хвалили его.
Катерина Петровна неловко чувствовала себя перед Степаном и в особенности перед Софьей. Она решила зайти к ней и поговорить обо всем откровенно.
На улице она встретила почтальона. С хмурым лицом вручил ей Керекеша письмо. Узнав почерк Романа, Катерина Петровна засмеялась от радости и поглядела на почтальона с укоризной:
— Что это ты… вроде батьку похоронил. Тогда смеялся, а теперь, когда такое хорошее письмо принес, смотришь как волк.
Лицо Керекеши посветлело:
— Разве угадаешь, какое кому письмо несешь? Трудная теперь работа у почтальона. Ух, какая трудная!
Все еще смеясь, Катерина Петровна остановилась посреди улицы и вскрыла конверт. В нем оказалось маленькое письмецо Романа с припиской, сделанной чужим почерком.
Роман писал: «Мамочка, родная, я ранен, но не очень тяжело, так что не волнуйся. Доберусь в госпиталь, поправлюсь и приеду к вам на побывку. Если знаете, где Анечка с сыночком, пришлите адрес. Ей про ранение не пишите, сам напишу. До свидания, мамочка. Сообщите, где братья, что с ними. Роман».
Дальше шли слова, написанные другим человеком. Их было еще меньше, но они так подействовали на Катерину Петровну, что у нее подкосились ноги. Едва успела ухватиться рукой за забор.
Неизвестный человек писал:
«Дорогая гражданка! Ваш сын Роман скончался, тяжело раненный в живот. Вместе с вами горюем. По поручению бойцов — Василий Иванович, санитар».
Утром на следующий день Катерина Петровна снова работала в поле. Она стремилась к колхозникам, но была молчалива среди них. С этого дня, казалось, оборвалась ее связь с окружающими людьми; она жила, не думая о времени, не замечая смены дней.
Осень наступила незаметно. Катерина Петровна неожиданно удивилась, увидев желтые листья на деревьях.
Однажды вечером пришла к ней Софья. Не сказав ни слова, девушка села у стола и опустила голову. «Чего она пришла?» — недоумевала Катерина Петровна, стуча кастрюлями.
Ей не хотелось ни печку топить, ни варить. «Для чего я эту посуду брала? — думала она. — Кастрюли, хоть на целую бригаду вари. Дюжина ложек… Пропала моя семья, без вести пропала».
Иногда хотелось выбросить лишнюю посуду просто на улицу. Но в следующую минуту Катерина Петровна начинала любоваться блестящими белыми кастрюлями, думая о том, с каким удовольствием будет варить борщ, когда дети вновь соберутся в ее доме. Она, как всегда, раскладывала ложки на столе — для каждого члена семьи. По привычке положила ложку для Романа, но быстро убрала ее… И опять заколебалась: что, если Роман жив? Может быть, ей по ошибке написали. Ведь официального извещения нет, а она уже хоронит его.
