— Ну и как?
— Вот, нашли несколько кусочков пластмассы от пакета, в котором лежал заряд. А потом, посмотрите, мы обнаружили несколько маленьких крошек сыра.
— Какого сорта сыр?
— Швейцарский. Швейцарский сыр из Австрии.
— Это ты точно можешь сказать, несмотря на то, что кусочек такой крошечный?
— Там оказалась еще и крошка от сырной корки.
— А нам это может как-нибудь помочь?
— В Стокгольме, вероятно, не так уж много магазинов, которые торгуют таким сыром. Я, например, в жизни не пробовал швейцарского сыра из Австрии. И всегда думал, что швейцарский сыр получаем прямиком из Швейцарии.
— Одну группу розыска мы направим по этому сыру. Еще что-нибудь нашел?
— Вот здесь крышка починена, посмотри. Починка произведена с помощью обрывка электрического провода слаботочного типа. Тип этот самый обычный, его, например, почти всегда применяют телевизионщики, когда тянут внутреннюю проводку.
— Ага. Это уже может кое-что дать.
— Хорошо бы нам найти тот кусок провода, от которого он оторван, тогда бы мы сличили поверхности излома и могли бы доказать, что они от одного куска. Он именно оторван, а не отрезан, так что сделать это как раз не трудно.
— Остается только найти другой конец провода...
— Да, но это уже ваша забота. Такая работка для группы розыска, а не для нас, технарей.
— Это точно,— сказал Гординг.
Обсудив положение дел, они разделили весь состав полицейских на группы. Тот факт, что лица, рожденные за пределами Швеции, проживают во многих квартирах домов, где имелась опасность подвергнуться взрыву, по-прежнему являлся важным направлением в розыске. Швейцарский сыр из Австрии стал другой линией, по которой тоже можно было вести розыск. Вопрос был только в том, сумеют ли они что-нибудь отыскать до следующей субботы — до следующего взрыва.
Имя женщины, которая могла бы помочь полиции распутать клубок, указал Стэн Тэрнквист.
— Она жила в этой квартире до меня,— сказал Тэрнквист.— А я въехал в ее квартиру пять лет назад, когда она поселилась в каком-то частном пансионате для престарелых в Тэбю, под Стокгольмом.
— Она иностранка? — спросил Петер Сюндман.
— Да, по-шведски она говорила прекрасно, только не совсем правильно. Чувствовалось все-таки, что не шведка.
— Здесь она жила долго?
— По-моему, довольно долго. Да вы сами, наверно, можете с ней поговорить.
— А сколько ей лет?
— Было семьдесят, когда отсюда переехала. Значит, сейчас ей должно быть лет семьдесят пять.
— Вы думаете, она еще жива?
