Поскольку у Рида никогда не было постоянных музыкантов, практически каждодневные репетиции отнимали уйму времени. Группа должна была работать достаточно четко, предоставляя Риду возможность свободного общения с публикой: многократного повторения припева для разных женщин или танцевания с теми, кого он вытягивал с кресел. Приезд в каждый новый город или даже в каждый новый пункт выступления означал необходимость обучения новых людей исполнению его музыки и предугадыванию его движений. «Конечно, я испытывал страх сцены, — говорил Рид. — И ежедневная практика, приобретаемая в моей профессии, так же как и в любой другой, не помогала». Она не помогала, потому что его карьера прежде формировалась в низшей лиге полуночного исполнения в клубе, болтовне на часок-другой с «охотниками за талантами» или владельцем клуба и затем в возвращении домой в своем кабриолете. Теперь он как будто неожиданно очутился на стадионе «Янки» с забитыми до отказа трибунами. После репетиций Рид пару часов отдыхал, прежде чем броситься в долгое, выматывающее шоу. Он выплескивал на фанатов всю свою энергию до последнего атома, и единственным его желанием после концерта было поскорее добраться до постели и проспать примерно неделю. Но его вечер только начинался. «Менеджеры устраивали приемы, где нужно было появиться, — вспоминал Рид. — Объявлялось прибытие какой-нибудь известной актрисы или важного человека из мира шоу-бизнеса. И ты должен улыбаться фотокамерам и звякать бокалами с шампанским».[12]
На этих приемах Рид доводил до совершенства свои выступления, отшлифовывая то естественное обаяние, благодаря которому на них и оказывался. Всегда звучало: «Hola, yo Dean Reed» — «Привет, я Дин Рид», как будто он был официантом, а не приглашенной звездой. Такое проявление скромности было абсолютно обезоруживающим, но он тут же продолжал: «Como se llama?» — «Как вас зовут?» — с искренним желанием выяснить имя собеседника, с кем бы он ни разговаривал. Он противился соблазну осмотреться в поисках кого-нибудь позначительнее, покрасивее или поинтереснее. Напротив, его взгляд застывал на новом собеседнике, не только давая понять, что этот человек — единственный, кто его интересует в данный момент, но и изучая его, оценивая его качества. «Глаза — зеркало души», — говорил он друзьям, но кожа служит проводником к сердцу. Бывало, Дин касался руки, поддерживал локоток или похлопывал собеседника по плечу. Результат всегда был одинаковым: каждый верил, что становится близким другом Дина Рида, — и лишь немногие могли или хотели этому сопротивляться.
