А море! Она представила зеленоватую прогретую воду далекого моря, никогда не остывающего на зиму. Мягкий толчок волны… Эх, и погода там всегда для богатых…
Аня глубоко и завистливо вздохнула и принялась перебирать пачку снимков дальше…
Марина и венецианский гондольер… Марина и…
Ане очень хотелось посмотреть на ее мужа… Но мужа нигде не было. По всей видимости, его, в гневе и обиде, изъяли. Разорвали на клочки, спустили в унитаз, уже сожгли в камине…
Марина и амстердамский канал… Марина с друзьями… Марина на горном зимнем курорте… Целая серия снимков…
Вот она в шубке пьет кофе среди снегов на залитой солнцем террасе затерявшейся в горах гостиницы… Вот горный склон, яркое, слепящее солнце и глубокие синие тени на снегу. Свет и тень… А вот, кажется, и по недосмотру оставленный в неприкосновенности муж… Так нежно Волкова прильнула к мужчине в горнолыжном костюме — просто сладкая парочка в кабине подъемника.
Аня с любопытством принялась разглядывать скверного качества снимок. И вдруг ахнула… Конечно, она толком не знала, как выглядит Маринин муж… Так, видела мельком по телевизору, кажется… Но он, как две капли воды, оказывается, был похож на господина Ясновского! Если только этот нежно целующий Марину господин и вправду не был самим господином Ясновским.
И снова — Марина и архитектура Брунеллески во Флоренции. Анна вдруг задумалась… И вернулась к предыдущему снимку, с Ясновским. Снимок был ужасным по качеству: глаза у мадам Волковой на нем горели кровожадным, кровавым огнем, ну просто вурдалак из фильма ужасов… Эти красные огоньки в зрачках — обычные спутники снимков со вспышкой — сейчас показались Анне по-настоящему зловещими…
Лорд бродил теперь где-то во дворе, самостоятельно и независимо выгуливаясь. Марина все не приезжала. «И где ее носит, — подумала Анна. — Впрочем, что я вообще о ней знаю? Ровным счетом ничего».
Сумерки сгущались все плотнее вокруг веселого оранжевого огня. Анна была совершенно одна в пустом чужом доме. Только эти призраки с красными огоньками в глазах на странной фотографии… Неожиданно ей почудилось, именно почудилось, потому что она ничего не услышала: ни шороха, ни дыхания, ни шагов… В общем, показалось, что она в комнате не одна… Аня оглянулась и… «Пожалуй, этот дом просто создан для глюков…» — призналась она сама себе. Женский силуэт, померещившийся ей в дверном проеме, — поблазнилось, как говаривали в старину, — быстро растворился и исчез.
А ранние сумерки окончательно превратились в глухую зимнюю темноту. Аня протянула руку к торшеру и включила свет. «Собственно, почему я решила, что я здесь одна… Кто я ей, чтобы предупреждать, ставить в известность… «В этом доме, — так, кажется, сказала Марина, — люди могут жить одновременно и неделями не встречаться… если не хочется».
